- Потерпи немного, - сказал Труффальдино и, перекинув ее через плечо, почти мчался по тропинке, которая очень скоро вывела их из парка.
Влетев в больницу, он, не обращая внимания на двух медсестер, оторопело взирающих на них обоих, усадил Лучинду в кресло в приемном покое и буркнул: «Я скоро!»
А через полторы минуты ломился в дверь комнаты Коломбины.
Та открылась не сразу. И на пороге стояла вовсе не Коломбина. Там был Орацио, являвший собой самое живописное зрелище, какое можно представить. Впрочем, дорогой читатель, попробуй: вообрази себе взъерошенного короля Филиппа IV Красивого в боксерах и носках.
- Труф, ты рехнулся? – прорычал почти король.
- На восточной смотровой площадке труп Маньифико! – выпалил незваный гость.
Орацио побледнел. Сглотнул подступивший к горлу ком. И быстро вышел в коридор, прикрыв за собой дверь.
- Я же просил его оставаться в Риме. За каким чертом…
В этот момент дверь приоткрылась, и оттуда показалась не менее лохматая, чем у Орацио, голова Коломбины.
- Что случилось? – спросила она.
- Грохнули фею-крестную, - мрачно ответил он и взорвался: – Да твою ж мать! Я же его просил! А он меня без присмотра оставить не мог!
- И что теперь? – живо поинтересовалась Коломбина.
- Да, и что теперь? – с не меньшим интересом спросил Труффальдино.
И оба уставились на Орацио.
- Я почти завершил статью. Это будет бомба. Если она выйдет, то Дядюшку Скруджа либо арестуют, либо уберут свои же, потому что за ним потянется та еще нитка… Черт! Но я не могу больше никем рисковать. Мне лучше сменить место.
- И куда подашься? – задумчиво протянул Труффальдино.
Лицо же Коломбины вытянулось, она метнулась в комнату, а спустя пару мгновений, в коридор летели джинсы и толстовка Орацио. И дверь, хлопнув пушечным выстрелом в коридоре, закрылась.
- Не знаю, - рассеянно ответил тот, который оказался не писателем, а журналистом, как отметили про себя Бланка и Джина, стоявшие за углом. И тут же заорал: - И тобой, идиотка, я не могу рисковать в первую очередь!!!! – после чего он выдохнул и невозмутимо продолжил: - На меня сегодня дважды покушались. Один удрал сам… может, он и грохнул Маньифико. Второго приложила бутылкой с виски она, - он кивнул на дверь. – И чертов Доктор куда-то запропастился.
- Доктор – идиот! – резюмировал Труффальдино. – Чем он тебе поможет? Только и способен – цветы поливать да мою водку тминную трескать. Кстати!
И он снова загрохотал в дверь Коломбины.
- Может, пора собирать вещички? – спросила Бланка у Джины.
- Погоди, интересно же, чем кончится, - отмахнулась Джина и снова прилипла к развернувшемуся представлению.
- Доктор может хоть с полицией пообщаться! – рявкнул Орацио, натягивая джинсы. – Мне-то светиться нельзя. Я либо овощ, либо мертвец!
- Потому что ты тоже идиот! – заявил Труффальдино, продолжая колотить в дверь. – Чего ты полез во все это?
- Потому что я не верю в непродажную полицию. А Дядюшка Скрудж должен за все ответить.
Джина томно выдохнула и прикрыла глаза.
- Я знала, что он супергерой!
- И гад! Сейчас свалит, а под шумок и Коломбину бросит. Она, конечно, сама дура. Но он – гад! – бухтела Бланка, не отрываясь, глядя на двух гостей и боясь пропустить хоть слово. Вдруг придется показания давать. В Гааге.
- Идеалист, - бросил Труффальдино и долбанул по двери уже ногой. – Да скажи ты своей психопатке, чтобы открыла!
- Не идеалист, а мститель, - медленно сказал Орацио. - Это не так почетно, зато надежно. Этот сукин сын убил моего отца.
После этого он подошел к двери и осторожно постучал.
- Когда все закончится, я за тобой приеду, клянусь, - сказал он в дверную щель. – Верь мне, пожалуйста. И в меня верь.
- Не надо! Клятв твоих мне совсем не надо. Мы ничего друг другу не должны, - на пороге мгновенно распахнувшейся двери стояла Коломбина. В коктейльном платье ярко-бирюзового цвета, мягко струящемся вдоль ее тела, с незамысловатой прической и босиком. Потом перевела взгляд на Труффальдино и мстительно заявила: - А твою водку я отдала Лучинде!
Тот с трудом выдохнул и со всей дури шарахнул кулаком в стену рядом с Коломбиной.
- Вот идиотка! – в сердцах выкрикнул он.
Орацио осмотрел ее с ног до головы, оценивающе прищелкнул языком и спросил: