- Да куда он денется, твой Антонио. Первый обосрался и прибежал с белым флагом. Парень неплохо бегает, кстати! – в холле показалось незнакомое лицо рядом с Труффальдино.
Джина, помнившая еще собственный завет – посторонних не впускать, зачем-то кинулась вперед. Против этого можно было. В отличие от остальных он был невооружен.
В том же направлении двинулся и Труффальдино. Сначала ударил в челюсть невооруженного, потом спросил:
- Ты нафига девушку по лицу бил, сволочь?
Джина приостановилась, поостерегшись. Кто ж знал, что у алкоголика такой удар?
Антонио, а это был именно он, лежал на полу и снова размахивал белоснежным платочком.
- Какую еще девушку? – жалобно спросил он.
- Доктора! – рявкнул Труф.
- Ну, если бы я знал, что это доктор, я бы не ударил! – чуть не расплакался Антонио. – Что же я, не понимаю, что ли?
- А если не доктора – то можно?!
- Никого нельзя! – покорно согласился бедняга. – Но я комнату обыскивал, вдруг флешка в комнате алкаша. А она зашла. Что мне было делать? А я и так рукав уже потерял, когда в окно лез!
Он продемонстрировал свою голую руку – рукав зеленого свитера, точно такого, как у Труффальдино, действительно был оторван.
- Но я удар рассчитал, честно! Зубы же целы!
- Сейчас у тебя окажутся не целы! – и еще один удар обрушился на челюсть Антонио, несмотря на его белый платочек.
Джина поморщилась и вернулась к ресепшену. Труффальдино и сам неплохо справлялся.
- Не надо! – раздался вскрик Лучинды. – Ты что, опять пьяный?
Она стояла в дверях и держала в руках кучу рваных тряпок – видимо, с утра это была простыня.
- Нет, пока еще трезвый! – довольно заявил Труффальдино, бросая Антонио и подходя к докторше. – Ты же все мои запасы уничтожила. Даже эта зараза Коломбина тебе мою водку отдала!
- И правильно сделала! Опять напьешься! Уже бы напился!
- Ну и напился бы! Оно тебе надо? – зло спросил Труф. – Кролика из меня подопытного сделать хочешь?
- Да какого еще кролика! – рассердилась она. – Ты знаешь, как противно целоваться с мужиком, у которого перегар?
- Не знаю. Не пробовал. Не собираюсь, - отрезал он.
- Примерно так же, как с женщиной, у которой перегар!
- Не знаю. Надо попробовать!
Она вдруг смутилась и завела руки с самодельной веревкой за спину, рассматривая носки своих туфель.
- Я тебе соврала, - промямлила Лучинда. – Я никогда не лечилась от алкоголизма. У меня непереносимость алкоголя… сразу тошнить начинает.
- А у меня непереносимость ко вранью. Любому. Пить начинаю.
- А у меня непереносимость к тому, чтобы меня запирали! И лазить по окнам я не люблю. Это еще и вредно для здоровья!
- А замуж хочешь?
- За кого?
- За меня, конечно!
- Не хочу! Пока ты меня не поцелуешь, не хочу. Вдруг ты плохо целуешься? Или перегар?
- А вот и не узнаешь! Потому что у тебя непереносимость замкнутых пространств. А я не хочу, чтобы моя жена лечила чужих алкоголиков.
- Я работу ради семьи не брошу! Так и знай! Максимум – заведу частную практику поближе к дому. А еще я ужасно готовлю, и моему мужу придется питаться полуфабрикатами.
- Полуфабрикаты я переживу. А если хочешь работать – переквалифицируйся в патологоанатомы!
- То есть с живыми людьми мне общаться совсем нельзя. Ты идиот?
- А для тебя это новость? Ты же мой врач, - и, неожиданно подхватив ее на руки, направился к лестнице. – Остальное выясним не при свидетелях!
- Труффальдино! – проворковала она, обвив его шею руками.
- Меня Паулино зовут, - пробурчал он, не останавливаясь.
- Лиза, - представилась докторша.
- Миу-миу, - Бланка вытащила из-за щеки чупа-чупс (попкорна по-прежнему не было) и помахала им вслед рукой.
Джина с самым глубокомысленным видом сделала запись в своем блокноте и добавила:
- Абсолютное миу. Все же хорошо, что она не вышла за Доктора Грациано.
Бланка кивнула, открыла рот, чтобы сказать что-то наверняка не менее глубокомысленное, когда в холл ввалился Доктор Грациано собственной персоной с пациенткой из комнаты номер тринадцать на руках.
- Микеле! Микеле! Мой Микеле! – восклицала «Изабелла», покрывая его лицо быстрыми поцелуями. – Я знала, что ты обязательно спасешь меня, Микеле!
- О, майн готт! – выдохнула Бланка и скользнула под стойку ресепшена. Все-таки нехорошо смеяться над руководством при посторонних.
- Ты – моя героиня, Мария! – не менее восторженно проговорил доктор Микеле и, не останавливаясь, прошел в свой кабинет. – Разве мог я тебя не спасти?
- Можно я тебя нарисую?
Что ответил Доктор – Джина и Бланка уже не расслышали. В кабинете главврача была установлена звукоизоляционная дверь.
- Ты погляди, он еще не забыл своего настоящего имени! И ее преспокойно называет! А то устроили тут комедию дель арте! – изрекла Джина.
- И кто здесь идиот! – хмыкнула Бланка.
- Еще немного, и нам самим впору будет ставить диагноз. Вот ты какой хочешь?
- Лишь бы не мания величия.
- Да как сказать…
В эту минуту человек, по всей видимости, страдавший определенной степенью мании величия, поскольку отчасти походил на французского короля Филиппа IV Красивого и заодно спасал мир от клана Дядюшки Скруджа, вышел из лифта и энергичной походкой направился к ресепшену. Он тащил за собой Коломбину, подхватив ее за талию и периодически целуя ей лицо, шею, ключицу – словом, куда попадет.
- Где здесь ближайшая церковь? – спросил он, не глядя на Бланку и Джину.
- Не говорите этому идиоту, где церковь! – взвизгнула Коломбина, пока губы ее были свободны.
- Я сказал, что женюсь на тебе, значит, я женюсь на тебе! – он снова занял ее губы, помахал рукой медсестрам и переместился на шею Коломбины, продолжая мурлыкать: - Неужели ты откажешь в последней просьбе человеку, обреченному на верную гибель, жестокая?
- Кажется, они не в теме, - подмигнула Бланка Джине. – Может, сказать?
- А может, не надо? Обвенчаются и узнают!
- Ты обрекаешь его на верную гибель, жестокая.
- А это мы еще поглядим, - ответила Джина, делая запись в блокноте, а потом подняла глаза и умиленно посмотрела на Орацио и Коломбину.
- Послушай, - отстранившись, горячо заговорил он, - послушай, я влюбился в тебя в ту самую минуту, как увидел. И я отдал бы все на свете за то, чтобы прожить с тобой свою жизнь. Но у меня есть только день, только этот единственный день. Потому что я встретил тебя на самом закате. Так подари же мне этот закат, потому что потом ничего уже не будет. Потому что ты тоже любишь меня, я чувствую это. И потому что ты всегда будешь жалеть, что не сделала этого для меня, Коломбина. Выходи за меня, и, клянусь, я буду очень хорошим мужем! До 23:00.
- Просто потрясающим! – язвительно выпалила Коломбина. – Мечтающим сделать меня вдовой в первый же день брака.
- Я сделаю все, чтобы вернуться к тебе, радость моя. Клянусь! Но эта малость не от меня зависит.
- Вот вернешься – и пойдем в церковь. Обещаю.
- Правда?
- Правда, - Коломбина обвила его шею руками. – Я буду ждать тебя.
- Тогда я вернусь, любовь моя. Не знаю как, но я вернусь к тебе!
С этими словами он подхватил ее на руки и потащил назад к лифту.
Эту парочку Бланка провожала округлившимися глазами рыбы-молот.
- Хотя бы у церкви он удосужится спросить, как ее зовут?
- Думаю, разберутся, - хмыкнула Джина. – Падре спросит имена, они и познакомятся, - она раскрыла свой блокнот и улыбнулась: - А мы с тобой назовем их Серджо и Катарина. Нравится?
- Очень! По коньячку?
- Мне пополам с кофе.