- А у меня идея есть, - выдала невеста и широко улыбнулась. – Грандиозная.
Горский незаметно вздохнул, Писарев опустил глаза, а Катерина Дмитриевна озвучила:
- С удовольствием выслушаем вас, Елизавета.
Лиза улыбнулась еще шире и объявила:
- В общем, мы же для журнала будем делать фото. Катер – это скука скучная. У всех было, все делали. Можно… ну я тут лайнер недавно видела в порту… ну вот представьте себе… открытое море. Мы с Пашкой на корме, прям как в Титанике. Потом на борт садится вертолет. Мы торжественно шествуем к нему и улетаем в небо. Вот!
- Потрясающе! – восхитилась Катька. – Не так ли, Сергей Сергеевич?
- Да ахренеть, - ошалело выдохнул фотограф. И перевел взгляд на жениха.
Тот сердито сопел, но молчал. Писарев приподнял бровь – она у него в этот день была на редкость подвижной. И все-таки ринулся в бой.
- Лиз, ты себе это как представляешь?
- Ну… Как? – невеста снова сверкнула – то ли ямочками, то ли глазами. Не разберешь в этом южном климате. – Закат… море обагрилось его цветами и переливается золотом. Я в платье… ну прям как фея… Паша, - она глянула на жениха, - в чем-то легком и светлом… или наоборот, как Джеймс Бонд, в костюме и очках… ну, в общем… Мы любим друг друга, любуемся видами… А потом возле нас приземляется вертолет, Паша подхватывает меня на руки, несет к нему. И мы вместе улетаем туда, где садится солнце.
- Потрясающе! – продолжала восхищаться Катька.
Ее восхищение, однако, перешло в шипение Горского.
- Лиза! Мы ведь решили это еще раз обсудить. Сами!
- Паш, ну это же здорово, неужели ты не видишь? – надула губки Лиза.
- Не ви-жу! – многозначительно посмотрел Павел на невесту.
Катька не менее многозначительно взглянула на Писарева. Писарев сосредоточенно изучал стакан с замысловато закрученными в нем салфетками.
- А мне нравится! – возмутилась невеста. – Это бывает раз в жизни! Небо, море, романтика! Белые паруса на горизонте. Чего ты упрямишься?
- Тебе романтики мало? – продолжал шипеть Горский.
- А тебе что? Денег жалко?
- Надеюсь, ты сейчас несерьезно?
- А я другого объяснения не нахожу!
Катерина переводила взгляд с одной на другого. Не понимая, то ли плакать, то ли смеяться.
- Вот совсем? – очень серьезно спросил Павел.
- Паша, ну пожалуйста! – плаксиво попросила Лиза.
- Давай поговорим об этом без свидетелей.
Невеста резко помрачнела. Окинула жениха горячим и тяжелым взглядом. А потом выпалила:
- Знаю я, что ты мне скажешь. Спасибо, что заставил почувствовать себя дурой!
- Лиза!
Лиза его уже больше не слушала. Тихо всхлипнула. Недобро зыркнула глазами, будто предупреждала, что в ближайшее время трогать ее опасно для жизни. Вскочила со стула и бросилась прочь из ресторана. За столом повисла тишина. Нарушаемая лишь негромким сопением жениха.
- Давай, - проговорил Писарев, глядя на Нарышкину. – Догоняй, разговаривай… А то она сейчас свалит с Мартиники. В Австралию.
- Кажется, это вы, Сергей Сергеевич, поборник матримониальности, - хмыкнула Катя, но поднялась и пошла за Лизой, успев услышать за спиной его саркастичный голос:
- Не будешь бороться – останешься без гонорара.
- Та она, вроде, не рвач, - вздохнул Горский.
- Она? – отозвался Писарев. – Ха! Все, что идет вразрез с ее интересами, ею воспринимается как личный вызов. Не рвач. Нервач моей нервной системы, твою мать!
- Да ладно! А производит впечатление адеквата, - удивился Павел. – Лизка в восторге, прикинь!
- Если это у нее восторг, то я боюсь предположить, что у нее не восторг. Что это сейчас было, а?
- Невосторг от меня. Она мне про этот летающий «Титаник» третий день рассказывает.
- Третий? – не поверил Писарев.
- Третий! Водки хочешь?
- Бляха, приехать на Мартинику на свадьбу друга, чтобы водяру глушить…
- А текилу?
- Та давай уже что-нибудь, - мрачно рассмеялся Писарев, снова уныло глянув на выход из ресторана. – Все равно день загублен.
- А у тебя-то с чего? – спросил Павел, пока ждали заказ – три раза по текиле и что-то в виде салата.
- Да так… зарраза одна… - не раскололся Сергей.
В общем-то, и после первой текилы он не раскололся. И после второй. Но вот после третьего раза по третьей его понесло. Язык сделался легким-легким, а в голове противным дятлом задолбило: все беды от баб. В том, что все беды от баб из присутствующих, кажется, никто не сомневался. Уж во всяком случае, не Горскому было возражать – после Лизкиной выходки.
Писарев глядел на него посоловевшим взглядом, подперев одной рукой щеку, а другой, свободной, ковыряя вилкой странный салат. И уныло говорил:
- И вот знаешь, что хуже всего, а? Вот просто до омерзения! Знаешь?