Если быть честным, то Екатерина Дмитриевна Нарышкина не нуждалась в поддержании тонуса и боевого духа, и уж тем более для приведения ее чувств в состояние растрепанных требовалось куда больше, чем просьбы о переносе зачета, безалаберно сделанная самостоятельная или даже экспрессивная сцена в лифте.
Потому что ее тоже перло. От работы, написания докторской и сдержанного восхищения юным гением. И именно поэтому она всегда приезжала в университет с особенным энтузиазмом, а не потому, что такие, как Писарев, что-то кому-то доказывают, странным образом совершая замысловатые поступки, но ожидая адекватного восприятия от окружающих. В частности – дразня ее, в то время как она, например, памятуя собственное расписание, вынуждена была пить остывший кофе и есть пару ложек пресловутого тортика на скорую руку, чтобы не опоздать на занятие в любимой группе.
То самое занятие в той самой любимой группе, где особенно «звездил» тот самый любимый студент Аскольд Арсентьев, проходило в лучших традициях: вдохновенно и плодотворно, когда время пробегает незаметно, а баллы, несомненно, посыплются, как из рога изобилия, едва Катерина Дмитриевна проверит небольшую контрольную, заданную за пятнадцать минут до окончания пары. Что-то касающееся контекстуальной замены при переводах поэтических текстов.
Почти с сожалением она стала наблюдать, как перед ней стали складываться работы, что означало начало перемены, и студенты потянулись один за другим из аудитории. Последним был Аскольд. И, конечно, совсем не потому, что не успевал или в чем-то затруднялся. А традиционно – чтобы поболтать после пары. Это стало их доброй привычкой. Одной из тех, что скрашивают будни.