- Обслужишь меня тоже ты? – осведомился Писарев, оторвавшись от разглядывания причудливых красно-белых клеточек на скатерти, и перевел взгляд на рыжую. – Или не будем дурака валять?
- Обслужит тебя официант, - Катя уселась напротив него и упрямо подтолкнула к нему меню. – Просто сэкономила тебе несколько минут, чтобы ты не опоздал к Марте.
- Ну, у тебя, я полагаю, тоже дел хватает, - он обвел глазами зал и неопределенно кивнул, - а то ведь не все плэйбои освоены.
«Ничего себе! – Катя ошалело глянула на Сергея. – И по какому праву?»
- Разве это каким-то образом касается тебя? – недовольно поинтересовалась она.
- К счастью нет, - отрезал Писарев. – Но вкусы у тебя сомнительны. Впрочем, тебе же все равно, с кем, да?
- Можно подумать, у тебя изысканный вкус! Хотя чему удивляться? Силиконовая болонка – мечта многих мужчин.
- Ее зовут Марта, и она охрененно рассказывает про дачу Гитлера. И потом, особой разницы, кроме окраса, я между вами не обнаружил. Что ты, что она преспокойно вешаетесь на шею малознакомым мужчинам. Я начинаю думать, что это отличительная черта большинства баб.
- А я уже давно думаю, что отличительная черта большинства мужиков – с удовольствием пользоваться отличительной чертой большинства баб. Ни забот, ни обязательств… Между прочим, да, весьма удобно.
- Удобно! Очень удобно до тех пор, пока тебя самого не считают идиотом из-за того, что ты не ведешь себя ровно так же! Еще и удивляются: «А что ты меня не ревнуешь? Разве это любовь?» - прорвалось. Интонация была совсем, как у… Клавы.
- Ну, конечно! Куда как проще быть уверенным, что ты только и делаешь, что сутки напролет трахаешься, как кролик, вообще с любым мужиком, который попадается на глаза, - кажется, она уже кричала, напрочь позабыв хотя бы о зачатках сдержанности. И было совершенно наплевать, что кто-то может понимать, что именно она кричит.
- А разве нет? – заорал Писарев. – В первый же день я тебя не отодрал только потому, что ты напилась так, что я придерживал твои волосы над унитазом во время вашего с ним душевного общения!
- Ну уж прости, тебе не перепало! – она посмотрела на часы и весело усмехнулась: - А твое время еще не закончилось. Пошли по-быстрому, - и кивнула в сторону туалета.
Писарев сузил глаза и, потянувшись к ней через стол, ответил:
- Ну пошли! Если вчера тебе мало было с твоим плейбоем. Я не брезгливый.
- Кажется, тебе твоей Марты тоже не очень хватило? Так мне-то уж тем более чего… В ду́ше, полагаю, был?
- Само собой. Помимо прочего, я чистоплотен. Еще не хватало тебя духами Марты травить.
Катерина вскочила.
- Идем! А то не успеешь мои духи смыть!
Писарев вскочил следом.
- Ты на таблетках или за презервативами сбегать?
- О! – она скривила губы. – За это можешь не переживать. Детей я в принципе не собираюсь заводить. Для меня это не актуально, ты же и сам понимаешь, да?
- Да пофигу. Пошли, - он резко схватил ее за локоть и потащил в сторону туалета на глазах присутствующих. Да в общем-то, ему действительно было плевать. До тех пор, пока они не оказались в узком коридорчике возле туалета, где висели предупредительные таблички No smoking, No drinking, No sex. Впечатления они не произвели. И Писарев довольно грубо притянул ее к себе и прошептал почти в губы:
- А еще я во время секса материться могу, ты уж не обижайся.
- Да пофигу! – довольно ухмыльнулась она и, тесно прижавшись к его бедрам, чуть откинулась назад и стащила с себя футболку.
Нечто невероятное взорвалось в его голове. Издав глухой рык, он подхватил ее под ягодицы, приподнял над полом и, когда лица их оказались друг напротив друга, впечатал свои губы в ее, раздвигая их языком и проникая в горячий и влажный рот. Он задыхался сам и не давал вздохнуть ей. Поцелуй был злым, почти жестоким, знал, что еще немного и сделает ей больно. И не мог остановиться. Спустился к шее, втянул губами кожу, от которой пахло чем-то до одури приятным. В жизни никому не оставлял засосов, а тут пробило. Поставил ее назад, на пол, руки сами потянулись к ее ширинке. Губы вернулись к ее губам. Запутался в шнурках плетеного ремешка. Прижался к ней бедрами еще теснее.
- Кто такая Клава? – неожиданно раздался Катин голос.
Она будто видела себя со стороны – стоящую, откинув голову, и глядящую прямо в глаза Сергею. И ровным счетом ничего не чувствовала, кроме тяжело, медленно, с длинными паузами бьющейся крови где-то в самом центре грудной клетки. Она не чувствовала его рук, не чувствовала его губ. Даже его самого не чувствовала, хотя обнимала его и, запустив руки глубоко за ремень брюк, царапала ногтями кожу.
- Бывшая жена, - бесцветно ответил Писарев, чувствуя, как во рту пересохло, и медленно отстранился. В глазах прояснилось. Дыхание было тяжелым, горячим, мерзко скользящим по носоглотке. Он смотрел на рыжую, и злость уходила, оставляя только опустошение. Вместе со злостью спадало и то дикое возбуждение, что владело им еще минуту назад. Он быстро наклонился, поднимая с пола ее футболку, и так же бесцветно сказал:
- Рассчитались. Довольна?
Нет, она не была довольна. Она не была довольна собой. Поддалась старым обидам. Злилась на «жениха», которого подсовывала маменька. И назначила козла отпущения…
- Рассчитались, - отрешенно ответила Катя, одеваясь.
- Ну и отлично, - кивнул он, поправил ее волосы и вышел из туалета, намереваясь все-таки снова наведаться в фестивальный шатер все с той же целью – надраться. Но на полпути забил на это дело, купил в ближайшем киоске путеводитель и отправился в Pinakothek der Moderne. Когда еще представится возможность побродить среди полотен Пикассо, Дали и Кандинского? В этот раз прогулка обошлась без экскурсовода. Служенье муз не терпит силикона.
Катерина же решила, что стоит проветрить голову на свежем воздухе и до темноты гуляла в Ботаническом саду и кормила лебедей в Нимфенбургском парке. А вернувшись в гостиницу, завалилась спать, думая о том, что еще один день – и все, наконец, закончится. И, может быть, дома она даже простит своего бойскаута. Снова.