- Ни-чё! – рассмеялся он. – Пашку Горского помнишь? Он на два года нас старше был.
- Не очень отчетливо.
- У него сетка супермаркетов «Большой улов». Я ему в карты продул, вот и расплачиваюсь.
Катька молча хлопала ресницами, раскладывая полученную информацию по полочкам, но судя по выражению ее лица, выходило это у нее не слишком результативно. Писарев, наблюдая эту картину, медленно протянул руку и пальцем коснулся щеки, провел по носу, потом по золотистой брови. Потом перевернул ладонь и глянул на подушечки. Улыбнулся.
- Надо же… золото не остается… - пробормотал он. – Ты такая же рыжая, Катька.
- А ты бородатый, - хохотнула она.
Теперь его рука дернулась к собственному подбородку, и Сергей смущенно почесал буйную черную поросль.
- Я еще и ростом немножко подтянулся, - сообщил он. – Побреюсь. Это так… пойдем домой, я тебя ужином накормлю?
- Откуда у тебя эта странная мания – меня кормить? – поинтересовалась Катерина. – Я не отказываюсь, но все же…
- Уверена, что хочешь знать?
- Да.
- Ну… - Писарь помялся, потом хитровато глянул на Нарышкину. – Сначала я думал, что ты спилась!
- А ты убежденный трезвенник? – рассмеялась она.
- Не-а, вообще ни разу, - отрезал он. – Потом ты рылась в мусорном баке. И я заключил, что все и впрямь скверно.
- Ага, - совсем развеселилась Нарышкина. – Ты поэтому решил оказать помощь нуждающимся анонимно?
- А потом я тебя несколько дней найти не мог, - продолжал гнуть свое Сергей Сергеевич, - и подумал, что ты бродяжничаешь. Может, в другой район забрела.
- Слушай, а ты чем занимаешься в свободное от охраны время? – сквозь смех, все же спросила Катька. – Тебе бы книжки писать. Симпатичное мыло выйдет. А там, глядишь, и экранизировать станут.
- А сейчас я сам жрать хочу, - невозмутимо резюмировал Писарь. – Целый день в этом чертовом «Улове». И это… приглашаю составить мне компанию.
- Запросто. Разве только… я несколько не одета… для ужина.
- Я переобую тапки и останусь в майке и трусах, идет?
- Идет, - согласно кивнула Катерина и весело, совсем по-детски клюнула его в губы. Далеко отстраниться после этого клевка не успела. Он поймал ее за плечи в его собственной большой куртке и не позволил отстраниться. Некоторое, совсем краткое время очень внимательно изучал ее глаза, брови, нос, губы, будто насмотреться не мог. А потом поцеловал, давая понять, что теперь все будет по-взрослому. Серьезно. И она уже не отвертится учебником по башке и коротким словом «дурак».
… день, когда началось будущее
День, когда началось будущее, они не заметили как-то очень дружно, в отличие от авторов, мучающихся который год, устраивая им личное и, что важно, одно на двоих счастье. Но до того ли было нашим героям, едва они нашли друг друга спустя столько времени? До мелочей ли? До романтизации ли каждой детали их прошлого и настоящего? Они, вон, в истории с Серёжиными контрактами и конкуренцией, кажется, так и не разобрались. Потому что никакого дела им до этого нет. Писарь после собственноручного вскрытия Катиной двери еще три недели честно мыл полы в «Большом улове», пониженный Горским до уборщика в счет проигрыша. Катерина же все свое свободное время посвящала увлеченному изучению календарей всех стран в поисках замысловатых праздников и не менее увлеченно читала про этрусков. Нахрена ей это было надо – оставалась загадкой.
А прямо сейчас, когда весна вступает в свои права и очень-очень быстро приближается их общее будущее, Писарев и Нарышкина занимаются тем, что собирают вещи в ее квартире, еще не успевшие перекочевать к нему, чтобы перевезти их теперь, когда он окончательно свободен от картёжного рабства и долговой ямы.
- Кать, давай я еще дубленку в багажник отнесу? – показалась его черноволосая голова из-за косяка ее спальни. – У нас места много.
- Лето на носу, - пробухтела Катерина, с носом нырнув в тумбочку под зеркалом. – Может, к следующей зиме новую куплю.
Маневр не разгадан. Ворохи одежды, которые Писарев методично укладывал в баулы были призваны исключительно к тому, чтобы оставить Катерине как можно меньше здесь. Забрать ее всю себе. Полностью. Чтобы обратно уже и не сбежала. Попыток с ее стороны за эти несколько недель предпринято не было, но бережёного, как известно, бог бережет.