«Заскучал орел», - заявил однажды полковник Гладышев своей супруге.
Она в который раз поджала губы да ответила: «Не все же орешки щелкать».
О памятной для Сергея Сергеевича прогулке с мадемуазель Нарышкиной в сквере и кормлении белок было достоверно известно всему Севастополю. Во всяком случае, в части города, расположенной в Южной бухте. Равно как и о прочих его встречах с означенной особой, как достоверных, так и выдуманных.
Молва все еще бродила в обществе, хотя как раз встреч более не было. Собственно говоря, оттого и скучал Сергей Сергеевич, оттого и кручинился.
Сперва она не соизволила явиться на назначенную заранее встречу. Писарев справедливо счел, что, вероятно, не смогла вырваться от клиенток. Он никогда не задумывался о характере ее работы. Более того, для него и вовсе было странно, что барышня дворянского происхождения при живом отце вынуждена работать и не имеет никакого приданого, чтобы благополучно выйти замуж. Мадемуазель Нарышкину, по всей видимости, текущее положение дел нисколько не удручало и не казалось чем-то неподходящим ее положению.
Когда он явился к ней сам, ее не оказалось дома. Во всяком случае, так сообщила ему горничная, открывшая двери.
Всерьез штабс-капитан обеспокоился, когда Катерина, встретившись с ним однажды на улице почти лицом к лицу, быстро перешла на другую сторону мостовой и скрылась в извозчичьей коляске.
И тогда Писарева осенило: модистка его избегает! Что было весьма странным после того, как он открыто стал за ней ухаживать на глазах всего общества.
- Отделение вправо на три шага разом-КНИСЬ! – гавкал штабс-капитан на плацу, глядя, как пляшут по его команде солдаты инфантерии. – Ружья на гр-УДЬ! Бегом МАРШ!
- Думаете, если крикнете погромче, так и солдат побежит побыстрее? – усмехнулся Репнин, возникший рядом. И тут же заговорил о другом: – За Ветром, полагаю, хороший уход? Не хотелось бы получить больного коня.
- Не извольте беспокоиться, Михаил Александрович, - рявкнул Писарев. – Хворал в начале осени, да уже подлечили. Как раз весной нам полковник скачки устроить обещал. Думаю, мы с Ветром имеем надежды на победу.
- А вот я так не думаю, - манерно протянул князь. – Не я один наслышан о неудаче, постигшей вас.
- Не все, что в народе говорят, суеверия. Цыплят ведь, и верно, по осени считают. Мы с вами до зимы условились. И, сдается мне, еще время в запасе имеется.
- Имеется, - согласился Репнин. – Но я бы на вас сейчас не поставил.
Репнин прищелкнул каблуками и удалился так же неожиданно, как и появился. Глядя ему вслед, Писарев лишь скрежетнул зубами и снова заорал:
- Отделение СТОЙ! РАВНЯЙСЬ! Смир-НО!
В конце концов, это становилось невыносимо. Быть отвергнутым модисткой. Да так, чтобы о том всем стало известно. Еще худшее заключалось в том, что штабс-капитан искренно не понимал, с чего бы такая перемена. В последнюю их встречу он преспокойно ужинал за одним столом со штабс-ротмистром Нарышкиным. И мог думать только о тех минутах, когда Катя выйдет провожать его до ворот. Эти несколько мгновений наедине неизменно принадлежали лишь им двоим. И отчего-то ему казалось, что и ей эти минуты важны.
Было еще одно худшее – самое худшее. Он скучал по ней. И не намеревался с этим мириться.
Пассаж девятый. Настойка от подагры
Катя печально взирала на папеньку, который, кажется, пребывал в самом радужном настроении. Таким она не видела его уж много лет. И это было единственным, что ее утешало – хотя бы отец испытывал удовольствие от пикника, устроенного полковником Гладышевым на своей даче в Голландии. Катю же не радовал даже прекрасный вид моря, который открывался с того места, которое ей отвели за столом.
Ей было неуютно среди всех этих людей, жены которых заказывали у нее платья и юбки. Ей нравилось ее занятие. Она ни минуты не считала свой труд унизительным, пусть и по происхождению таковой ей не полагался. И ежели она вынуждена была шить для того, чтобы прокормиться, то постыдного в том ничего не находила. Но сегодняшнее присутствие здесь и озадачивало, и удручало.
- Почему нас вообще сюда пригласили? – негромко проговорила Катя и вздрогнула от звука собственного голоса. Она собиралась лишь подумать об этом.