Выбрать главу

- Должно быть, господин полковник счел мое присутствие здесь подходящим, - жизнерадостно ответил господин Нарышкин, весело ей подмигнув. – Я верой и правдой служил Отечеству, имею награды. Отчего бы и не пригласить?

- Оттого что раньше не приглашали. Ни Гладышев ваш, ни полковник Эггер! – возмущенно прошептала Катя.

- Я нынче в отставке. Но ты слыхала, школы для солдат вздумали устроить. Не все ж муштра да учения. Быть может… - он так и не решился договорить, лишь разведя руками.

Катерина нахмурилась. Если отец вздумает питать ложные надежды… Ей и без того особенно трудно было бороться с его прожектами, которые он измышлял в своей голове.

- Нет, папенька, вряд ли, - ласково проговорила она и погладила его по руке.

- А может быть, потому что ты у меня красавица да умница, - вдруг добавил он совсем тихонько. И кивнул на группу офицеров. – Погляди на них. Ведь ты им ровня, хоть и состояния мы не имеем.

- Ах, папенька… - только и смогла выговорить Катя.

«Папенька» пожал плечами и с серьезным видом направился к офицерам, оставив дочь на попечение совсем почти глухой старушки, матери полковника. Или старушку на попечение Кати. И следующие несколько мгновений она наблюдала, как Дмитрий Николаевич пытался пристроиться к разговору. Весьма неудачно, но все же он упорно не уходил от них.

- А еще говорят, от подагры хороша настойка из еловых шишек. Вы про такое слыхали, милочка? – доносились до нее обрывки болтовни полковничьей матери. Почтенной даме можно было и не отвечать. Ей довольно было кивков головы в такт ее разглагольствованиям, что Катя и делала, пока в мерные отголоски звуков извне не ворвался голос штабс-капитана Писарева.

- Катерина Дмитриевна…

- Папенька хвалит из каштанов, Евлампия Тихоновна, - выпалила Катя, изображая увлеченность разговором.

- Что вы сказали, милочка? – тряхнула головой почтенная дама.

- Мадемуазель Нарышкина, мне надобно поговорить с вами, - снова постарался втиснуться штабс-капитан. Он теперь стоял совсем рядом и протягивал барышне бокал вина, усердно делая вид, что всего лишь оказывает любезность.

- Я говорю, - громче произнесла Катя, - ваш сын устроил чудесный обед.

- Кларет? Нет, моя дорогая, я не люблю кларет. Предпочитаю настойку своей кухарки. Та ее прекрасно делает на буковых орешках.

- Катя! – теряя терпение, рявкнул Писарев. – Я полагаю, госпоже Гладышевой стоит отдохнуть немного. Слишком шумно. Не хотите прогуляться к воде?

- А наша Егоровна делает замечательную вишневку. Ни с чем не сравнится.

- Ни с чем не сравнится, - уверенно подтвердил штабс-капитан и заорал, обращаясь к Евлампии Тихоновне: - Госпожа Гладышева, позвольте мне увести от вас мадемуазель Нарышкину. С нею очень хотела переговорить супруга господина Шубина.

- Да-да-да, - затрясла головой старушка, ясно расслышав ор Писарева. Впрочем, его ор расслышала добрая половина присутствующих на пикнике гостей. В том числе и мадам Шубина, изумленно воззрившаяся на происходящее.

Катя поднялась, кивнула Евлампии Тихоновне и, не взглянув на Писарева, отошла к группе офицеров, с интересом слушающих, к некоторому ее удивлению, штабс-ротмистра. Анекдот из его службы оказался коротким, и очень скоро отец и дочь Нарышкины покинули пикник, на который, в сущности, и попали лишь потому, что Сергею Сергеевичу удалось уговорить полковника Гладышева пригласить отставного вояку и его дочь-модистку к себе на дачу.

Пассаж десятый. Кирилл Матвеевич женится

Опустив голову на руки, сложенные на подоконнике, Катя совершенно не думала ни об отказе взять заказ популярной этой осенью в обществе майорши N, ни о том, что отменила уже вторую примерку для госпожи Гладышевой. Даже недошитое платье княжны Репниной, которое она обещалась закончить в срок, ничуть ее не волновало.

После пикника все сделалось еще хуже. Писарев столь настойчиво пытался навязать ей свое общество, что она лишь уверилась – он намерен выиграть пари. И это единственное, что его заботит. Не затрудняясь тем, что у модистки есть сердце.

Впрочем, не на сердце ли они спорили?

Катя вздохнула. Когда она позволила себе думать, что может быть иначе? В парке? Или когда Писарев впервые появился в ее доме и несколько часов подряд терпеливо выслушивал рассказы отца?