– Подтянись!– кричит неумолимый сержант Шевцов.
Какое там подтянись! Кеше до жути хочется сесть прямо на дорогу. А еще лучше лечь. От одной мысли об этом блаженстве ноги слабеют все больше и теряют всякую связь с головой. Они сами собой норовят свернуть на обочину. Ах, какая там растет мурава! Персидский ковер, а не мурава!
– Киселев, не отставать!
Персидский ковер уплывает назад. В Кешином загнанном сердце зреет полновесный плод ненависти к борзому сержанту, и на созревание этого плода уходят, кажется, последние соки. Ноги превращаются в деревянные ходули, которые уже не имеют ни малейшего отношения к телу. Ходули переступают сами собой.
– Подтянись!
«Иди ты куда подальше!– раздраженно думает Князь.– Чешет, как заводной, и рад. Кому это нужно, чтобы человек вот так изводился? Подохнуть можно, еш-клешь!»
За спиной всего только третий километр, а Кеша уверен, что отмахал все тридцать. Ему начинает казаться, что все человечество поделено на солдафонов и таких, как он, мучеников. И Тур, наверно, не лучше, только прикидывается добреньким. И ротный...
«Мы с рядовым князем Киселевым еще послужим... Капитанам можно служить: посиживай себе в канцелярии да отдавай всякие приказы. А ты помирай тут по пять раз на день. Ну и жизнь пошла, еш-клешь!»
– Не отставать! Киселев, подтянись!
Итак, служба началась. Одно событие сменяет другое с поразительной быстротой. Настоящий калейдоскоп: марш-бросок, строевая, устав, спортгородок, политзанятия и тому подобное. А между ними – столовая, куда нужно шагать непременно с песней. Словно не в столовую идешь, а на парад.
Где-то за лесом ревут турбины истребителей, небо полосуют серебряные стрелы. Там действительно работа! А тут что?
Вот и сейчас сержант Шевцов привел свой взвод на плац. Гоняет курсантов туда-сюда и воображает, что занимается важным государственным делом.
– Р-раз, два, три-и! Р-раз, два, три-и! Нале...
Сержант делает паузу. Сапоги четче режут по выщербленному бетону.
– ...во!– раздается, как выстрел.
Строй резко, дружно поворачивается под прямым углом. Но Кеша мешкает, сбивается и начинает путаться под ногами.
– Взвод, стой!– командует сержант.– Курсант Киселев, налево! Прямо шагом марш!
Хмурый Кеша шагает один.
– Р-раз, два, три-и! Выше ногу! Тяни носок! Р-раз, два, три-и! Еще выше! Нале-во! Р-раз, два, три-и!..
Думайте, как хотите, но сержант на него взъелся. Почему он поэта Калинкина не гоняет или еще кого-нибудь? Сначала погоняет всласть, потом найдет, к чему придраться, и наряд влепит. Ну, а там и до гауптвахты рукой подать.
От этой неприятной догадки и оттого, что приходится все же подчиняться сержанту, у Кеши окончательно портится настроение. Строевой шаг ему и так не дается, а тут он начинает шлепать сапогами, как утка по грязи.
– Р-раз, два, три-и! Кру-гом! Стой, стой!– Сержант раздосадовано хлопает себя по бокам.– Ну сколько можно объяснять? Правой ногой нужно всего полшага делать, половину! И сразу поворачиваться на сто восемьдесят градусов. Что за человек?
«Голову бы тебе так,– думает озлобленный Кеша ,– на сто восемьдесят градусов».
Лицо Князя выражает такую тоску, что посмотришь на него и сам затоскуешь. На пределе наш «светлейший». А Шевцов словно не видит этого. И взвод стоит, лыбится.
– Повторим! Прямо шагом марш! Р-раз, два, три-и! Кру... Выше ногу! ...гом!
Кеша делает правой ногой эту проклятую половину шага, придает телу вращательное движение и едва не падает, вызывая нездоровый смешок в строю.
– Еще раз повторим!– не унимается сержант.– Прямо... Курсант Киселев, вы куда? Приказываю: вернитесь! Киселев, я приказываю!
– После присяги будешь приказывать, еш-клешь!– огрызается Кеша , направляясь к скамейке на краю плаца.
Шевцов в растерянности. Такого еще не бывало, чтобы на его приказы демонстративно плевали. Сержант косится на строй: такой конфуз на глазах у взвода! Что останется от его командирского авторитета?
Взвод стоит в напряженном ожидании. А Князь преспокойно усаживается на скамейку и вытаскивает из кармана пачку сигарет.
– Топайте, топайте, девочки, шевелите копытами,– бросает он ошарашенному взводу.
«Ну уж нет, такое хамство терпеть нельзя!»– решает сержант и с недобрым видом направляется к скамейке. Кеша невольно прячет сигареты в карман – никак драться идет. Очень не любит Князь, когда его бьют. Из осторожности он поднимается со скамейки и даже подумывает, не драпануть ли за казарму.
Шевцов подходит к Кеше почти вплотную и, вытянувшись зачем-то во фрунт, орет:
– Шагом марш в строй!
А-а, понятно – пугает. Кеша снова садится на скамейку и достает сигареты.
– Привал, товарищ начальник.
– Встать!– кричит сержант так, что на шее у него вздуваются вены толщиной с палец.
Подумав, Князь все же встает и, засунув руки в карманы, вразвалочку идет в строй. Пожалуй, не стоит слишком усложнять себе жизнь. Но чтобы не подумали, будто он испугался Шевцова, бормочет:
– Раскомандовались тут всякие психические...
– После занятий зайдете в канцелярию. Похоже, сержант сорвал свой великолепный голос – последняя фраза вышла у него как-то сдавленно.
– Товарищ капитан, курсант Киселев по вашему приказанию... по приказанию товарища сержанта...
Кеша растерянно замолкает. Кому не лень приказывают, разберись поди. И вообще непонятно, зачем он сюда приперся? Ротный ведь не звал.
– Продолжайте,– строго смотрит на него Максимов.
– Прибыл!– выпаливает Князь.
– Почему не выполняете приказание командира?
«Кто командир?– хочет спросить Кеша .– Этот, что ли?»
У Князя появляется такая нужда съязвить, аж язык свербит. Но взгляд ротного не обещает, что юмор будет правильно понят, и Кеша отказывается от своего невинного желания. Однако он пробует похорохориться:
– А чего он муштрует!
– Отвечайте по уставу!– повышает голос капитан.
О, это уже не ефрейтор Шевцов! Кеша молчит, потому что не знает, как в этих случаях отвечать по уставу.
– Скажите, Киселев, вы хотите служить?
– Я?
– Да, вы!
Вот это вопросик! Нельзя ли полегче? Надо служить, значит будет служить, какой разговор. Впрочем, Кеша мог бы ответить по чести-совести: хочу, дескать, только пусть мной командуют солидные люди, а не всякие там... И пусть меня поменьше заставляют бегать. И еще пусть... Нет, об этом лучше помолчать.