Выбрать главу

Отец драл Кешу неумело, но очень больно. Неумело потому, что практиковал крайне редко, а больно потому, что ему было обидно за свою кристально чистую родословную. В роду Киселевых было много крестьян, кузнецов, рабочих, был даже один колбасник, но князьёв-вертопрахов, слава Богу, не водилось. И знать никто не знал, что такое рулетка, и крови на совести рода не было. А прадед Северьян кончился мученической смертью, будучи нещадно битым батогами и сосланным в каторжные работы. За что? А за то: когда Северьяна обобрали за недоимки, он взял и поджег темной ночкой барские амбары.

Нетренированная рука отца с большим старанием изгоняла из Кешиной головы дурную фантазию. Фантазия, вроде, улетучилась, а прозвище осталось. Так его с тех пор и величали Князем.

В знак протеста отцу, а отчасти, чтобы не упасть в глазах класса, Кеша удрал из дома. Делал он это дважды. Второй раз добрался до самой Москвы. До сих пор он с горящими от возбуждения глазами рассказывает парням, как трясся в товарняках, как удирал от милиции по крышам вагонов, на бешеной скорости прыгал под откос, голодал трое суток... С былями переплелись небылицы, в которые Кеша теперь сам свято верит.

Почему убегал? Кеша и сам толком не знает. Но парням отвечает на этот вопрос четко.

– Вам до этого не допетрить,– снисходительно говорил он и начинал плести околесицу, даже не свою собственную, а где-то услышанную краем уха.– В людях гибнет дух авантюризма. А я не желаю, чтобы он во мне погиб, ясно? Я хочу быть раскрепощенным и вольным во всем. Нет, вам не допетрить...

После первого побега отец пытался изгнать из своего сына еще и дух авантюризма. Но после второго он откровенно плюнул на это дело и сказал:

– Пропади ты пропадом, будь кем будешь!

Вот так пришло к Кеше и раскрепощение и воля вольная. А Нинели Питиримовне пришлось теперь воспитывать не только новоявленного «князя», но и его родителей, поскольку, по ее словам, они обнаружили «педагогическую дремучесть и родительскую беспомощность». Однако такой груз классный руководитель явно не потянула. Как ни напрягала свои педагогические силы, а воз с родителями оказался не по ней. С великими потугами Кеша закончил восьмилетку, а дальше быть школьником не пожелал. Дружный учительский коллектив распрощался с ним чуть ли не со слезами радости. А Нинель Питиримовна, остро переживая свое поражение и оставив поэтому педагогический такт, проводила юного Князя такой речью:

– Тут ничего не вышло из тебя, Киселев, а там точно свихнешься. Не петрушка ты, не редиска, а так, колючка какая-то верблюжья.

Дальше было так. Поступил Кеша в одно из профтехучилищ на каменщика, но был оттуда вытурен за лодырничество, драки и вопиющее непослушание. В день изгнания директор училища упрекнул Киселева-старшего за полное невнимание к сыну. Тот в ответ выдал давно, видать, выношенную педагогическую догму:

– Как вы могли убедиться, на этого олуха ничего не действует. Воспитать его может только одно.– Он поднял палец к потолку и со значением произнес:– Правда жизни. Она умеет вправлять мозги.

При этом отец энергично плюнул в кулак и замахнулся им, желая показать, как правда жизни будет вправлять его отроку мозги. Директор с досадой крякнул и спросил:

– Скажите, ваша жена такого же мнения?

– А куда ж ей деваться? Именно такого! Ведь для этого олуха матери просто не существует.– Отец чуть наклонился к директору и жарким шепотом закончил:– Все они сейчас такие, простите, выродки! Вы же педагог, неужели не знаете?

– Нет, не знаю,– поморщился директор.

Отец шутливо погрозил ему пальцем:

– Знаете, знаете, чего уж там! Вот вы моего оболтуса вышвыриваете и правильно делаете. Обеими руками – за. Пусть им займется правда жизни, она умеет...

Что и говорить, с правдой жизни Кеша был явно не в ладах. Так выходило, что он доставлял радость людям только тогда, когда избавлял их от своего присутствия. Но так или иначе, он дотянул до возраста допризывника. В военкомате ему предложили поступить в автомотоклуб ДОСААФ учиться на шофера. Кеша согласился и к великому удивлению родителей дотерпел до конца учебы, даже водительские права получил. Только тут надо отдать должное тому обстоятельству, что в автомотоклубе была полувоенная дисциплина. А перед откровенным нажимом решительных людей раскрепощенная натура Князя устоять не могла – не знала против них средства.

Технически подкованному Кеше была вверена настоящая автомашина по имени самосвал – взяли в автобазу Вычедольского строительного треста. Для парня это великое событие. Сами посудите: дома ему не доверяли даже пылесоса, опасаясь, как бы он не обернулся в шкодных руках грозным оружием.

…Как бы нам все-таки не увлечься безоглядной критикой героя. Ведь критиковать – это так просто! Иные увлеченные достигают в этом приятном деле виртуозного мастерства. А ведь у Кеши есть и достоинства, он, к примеру, недурно шоферил и даже питал к машине нежные чувства. Стало быть, не круглый олух, а какой-то такой продолговатый.

На первую получку юный водитель купил с рук гитару, приклеил к губе сигаретку и отправился искать применение остальным деньгам. Нашел. Да так, что наутро в голове стоял сплошной треск. Дома от него не требовали выкладывать получку, поэтому она всякий раз исчезала так быстро, словно Кешины карманы состояли из сплошных дыр.

4.

День, когда «великолепная семерка» была безжалостно бита в парке над рекой, для Кеши стал знаменательным: утром он получил повестку из военкомата. Пора ему было отправляться в армию. Вот и отметил он это событие, не дожидаясь конца смены. По пьяному делу познакомился с хмурым и неопрятным громилой по имени Миха и его недорослым приятелем. У этого верзилы брюхо из спецовки прет, седина в голову ударила, но на стройке все звали его не иначе как Михой.

– Хрусты нужны?– прямо спросил Миха.

– Чего?– не сообразил Кеша .

– Ну, хошь подзаработать?

– Это можно.

– Завтра к восьми подкати к очистным. Перевезем кое-что, и концы в воду. Полчаса дела.

– Пахнет воровством,– пьяно хихикнул Кеша .– Не пойдет.

– Не так выражаешься, мальчик,– терпеливо объяснял Михин приятель.– Будем бороться с этим... с бесхозяйством.

– Да чего с ним толковать!– перебил Миха.– Слаб в коленках.

– Я слаб?! Плохо ты меня знаешь!

– Тогда по рукам?