– Пять семь два! Пять семь два! Заходи на посадку...
Это говорит в мегафон полковник. Кеша сразу смекает, что он здесь главный, руководитель полетов. Перед полковником огромным кошачьим глазом светится зеленый экран, по которому медленно ползают точки. Все ясно: экран локатора. А точки – это самолеты.
– Четыре пять семь, на двенадцать восемьсот занимайте зону.
Полковник резко поворачивается. Взгляд у него такой строгий, почти сердитый, что Кеша начинает виновато частить ресницами. Полковник же чуть заметно, одними глазами улыбается, одобрительно кивает молодежи и снова поворачивается к экрану.
– Шесть восемь три – плавно, плавно, не спеши. Без спешки...
Аэродром отсюда как на ладони. Слева ровной линейкой выстроились истребители, чуть поодаль – шеренга спецмашин. Далеко на горизонте широкая взлетная полоса обрывается, дальше – тайга, сопки. В высоком небе вьются белые ленты – следы истребителей. Вот один самолет делает крутую петлю, затем начинает так легко кувыркаться, будто играет и резвится в свое удовольствие. Другая серебристая стрела стремительно, с разворота заходит на посадку. Даже неискушенная молодежь понимает, что на их глазах выполняется один из труднейших элементов высшего пилотажа. Кажется, через несколько секунд произойдет страшное, и ни металл, ни человек не выдержат перегрузок.
– Хорошо идешь, молодец,– раздается ледяной голос полковника.– Без спешки, без спешки. Хорошо сел!.. Четыре пять четыре, готовность.
Землянский молча указал рукой на горизонт. Там, у края взлетной полосы четыре самолета выстраиваются в фигуру, напоминающую ромб.
– Четыре пять четыре, пойдешь на меня, прямо на меня. Держи сто пятьдесят...
Фигура замерла, ревя турбинами. Вот она дрогнула и стремительно покатила по бетону.
– Хорошо, годится. А теперь на меня.
У Кеши мелькнуло в голове, что пора отсюда мотать, потому что четыре разъяренные машины на сумасшедшей скорости несутся на командную вышку и, конечно, разнесут ее в щепки. Но истребители вовремя отрываются от бетона и, круто взяв вверх, с оглушительным ревом проносятся над вышкой. Четверка словно привязана к невидимому стержню крепкими тросами – таким она четким строем уходит в стратосферу. Кеша успевает заметить, что расстояние между крыльями – каких-нибудь три или пять метров.
Всю дорогу до казармы Князя не оставляла мысль: неужели таким пацанам, как он, доверят обслуживать истребители? Это же не просто важное дело, это же... это... У него не хватало слов.
33.
И вот Кеша уже неделю под строжайшим наблюдением инструктора осваивает аэродромную грамоту, учится заправлять самолеты топливом. Следующие полеты он будет обслуживать самостоятельно. Кеше очень не терпится дожить до этих следующих полетов, избавиться от опеки надоевшего до чертиков инструктора.
Через ветровое стекло, на котором «дворник» старательно разглаживает мелкую сетку дождя, видно, как инструктор выговаривает Кеше непонятно за что. А тот даже не взглянет на своего учителя. От такого пренебрежения к себе инструктор распаляется, жестикулирует, а Кеша по-прежнему глух.
Машина упирается лбом в ворота, но никто их не открывает. Вымокший и продрогший дневальный по парку считает, что рано или поздно у шофера лопнет терпение, и он сам откроет ворота. Шоферам же спешить больше некуда, а что касается машины, то ей решительно все равно, по какую сторону ворот пережидать небесную макрель.
Кеша , признаться, сам порядочный болтун, но такого фонтана слов, как у инструктора, он еще не встречал. Надо иметь очень мускулистый язык, чтобы за весь день ни на минуту не закрыть рот.
– Знаешь, сколько истребитель стоит?– сыплет инструктор.– А что ж ты к нему, как на такси, подскакиваешь? А если плоскость заденешь или фюзеляж помнешь? Мало ли чего бывает.
Широко зевнув, Кеша с ненавистью косится на своего учителя. Как бы так сделать, чтобы у него речевой аппарат сломался?
– И за машиной тоже не следишь. Ты сегодня масло проверял? Вот скажи, проверял?
Кеша еще со вчерашнего дня перестал отвечать на вопросы инструктора. Но тот по-своему истолковывает молчание стажера.
– Вот видишь, забыл проверить. А ведь завтра тебе самостоятельно работать. Машина – это тебе не игрушка, она знаешь, сколько стоит?.. Не любишь ты технику. Ведь не любишь, да?
Если бы инструктор не так сильно был увлечен своей болтовней, он услышал бы, как Кеша умеет скрипеть зубами. Он наверняка испугался бы, а может, и замолк. Но у инструктора ярко выраженная глухариная болезнь: когда поет, глух, как стенка.
– А если технику не любишь, так шел бы в роту охраны. Там тебе, кроме автомата, ничего не доверят.
Князь снимает пилотку и наклоняет голову:
– Глянь-ка, земляк, там дырка должна быть.
Инструктор машинально щупает голову.
– Какая еще дырка? Никакой дырки.
– Странно,– озабоченно говорит Кеша , надевая пилотку.– Ты мне всю неделю в этом месте сверлишь, а дырки нет.
Пока инструктор переваривает сказанное, дневальный, у которого оказались слабые нервы, открывает ворота. Грозно рявкнув на мокрого, недовольного дневального, машина въезжает в парк. Кеша крутит баранку и хохочет от души – и над инструктором, и над дневальным.
– Ты что, психический?– выходит из себя инструктор.– Ненормальных каких-то понабрали...
Ай да инструктор! Природа, видно, основательно поработала над языком, и у нее не осталось ни сил, ни времени, чтобы вложить в свое детище хоть каплю юмора. Теперь он говорит еще напористее. И такая тоска находит на Князя, что он проглатывает свой колючий смех и кривится, словно от зубной боли. Как только машина въезжает в бокс, Кеша моментально выскакивает из кабины и дает тягу.
– Ты хоть знаешь, что с тобой сделают, если ты в самолет врежешься?– преследует его голос инструктора.
– У-уй, зануда несчастная!– стонет Кеша .– Недержание у парня. Как только машина два года терпела?
В казарме Князь натыкается на Шевцова.
– Приехал?
– Еще нет, где-то в пути.
– Остряк-самоучка,– усмехается сержант.– Собирайся в штаб на инструктаж, ты сегодня дневалишь по роте.
– Я?! Так завтра ж полеты!
– Тоже мне, незаменимая личность. Управятся как-нибудь без тебя.