– Товарищ старшина, что же вы вчера не приехали?
Старшине нравится этот вопрос. Очень довольный, он отвечает:
– Виноват, дети, дела не пустили.
И начинает ревностно расспрашивать своих детей, ладно ли да вовремя ли справили им ужин, всем ли хватило.
Сейчас за столом не чувствуется привычного оживления – уработались ребята. А что до Кеши , у того вовсе аппетита нет.
– Киселев, вы почему миску отодвигаете?– строго спрашивает Тур.
– Не хочу что-то, товарища старшина.
– Вот те нате! У солдата всегда должен быть аппетит. Что ж это за солдат – без аппетита? Ну, а если в иной день и нету его, то прими пищу навроде лекарства. Как на фронте.
– Это что ж, на фронте такой порядок был?– спрашивает кто-то из ребят.
– Был, как не быть. Положим, переутомление вышло или, хуже того, после рукопашной. А то еще один раз всей ротой в воде стояли двое суток. Кусок в горло не лезет, а знаешь: не подкрепишься – пропадешь. Вот и приказываешь себе: съесть все без остатка, и никаких гвоздей!
– Товарищ старшина, а зачем в воде стояли?– допытываются парни.– Расскажите.
– Ну, дети, и не место, и не время вспоминать.
На лице старшины – смущение: получается, будто сам напрашивается порассказывать о былых баталиях.
– Просите, просите своего старшину, он расскажет!
Парни оборачиваются на голос. В дверях – Землянский. Никто не заметил, как вошел.
– Рота, встать!– звонко командует Тур.
– Сидите, ужинайте,– останавливает замполит.– А я бы, между прочим, тоже с удовольствием послушал. Воевать-то мне не довелось, мал был.
– Товарищ майор, неловко как-то получается, ведь это я только к слову сказал,– отговаривается Тур.– Да и полеты...
– На аэродроме как раз затишье,– не отступает Землянский. И парням:– Ну, что же вы? Видите, я не могу уговорить.
– Товарищ старшина!– дружно галдят ребята.
– Ну, что вам стоит, расскажите...
– Ладно, ладно,– хмурится папа Тур.– Что вы, ей-богу, как дети малые.
Землянский усаживается на скамью у края стола и всем видом показывает, что не уйдет отсюда, не послушав рассказ старшины.
Надо сказать, что старшина не любитель вспоминать о войне. Хоть и захватил он ее в последний год, а лиха, видать, хватил через край. Вспоминать об этом лихе – занятие малоприятное. Конечно, он понимает, что рассказывать молодежи о войне надо, но какой он говорок – двух слов связать не умеет.
– Ну, значит, это...
«Есть же люди,– думает папа Тур,– из которых слова рекой льются. Речи всякие держат, лекции читают на какую хошь тему. Иной, так полдня рот не затворяет, и даже хрипоты у него не случается. Талант! А тебя природа хоть каким бы завалящим талантишком наградила...»
– Ну, значит было мне в сорок пятом поменьше, чем вам сейчас – восемнадцать неполных годков. Наши уж тогда воевали не в пример фашисту – уверенно воевали и без промаху, сегодня на полгода вперед смотрели. А немец хоть и перестал давно в победу верить, но огрызался – куда там! Ну, а этот случай – в воде-то стояли – так получился. Был впереди нас Одер, а чтобы на него выйти, нашей роте надо деревеньку взять, потом высоткой завладеть. Одер уж за этой высоткой. Деревенька-то была с ладонь, как звать даже не помню. Но наших за нее много полегло. Так вот, скатились мы в низинку перед деревней, вышибли немца и его окопы заняли. Как он ни кидался на нас, чего только не делал, а вернуть окопы не может: крепко мы в них вцепились, потому как назад нам никак невозможно. Приказ получили: удержать любой ценой. И что ж он тогда делает...
Тур с чуть заметной хитринкой оглядывает солдат: ни за что, дескать, не догадаетесь, какую пакость выдумали фашисты.
– Поблизости пруд был какой-то захудалый. Так они прорыли в плотине канаву и воду прямехонько в наши окопы пустили. Чтоб, значит, утопить нас без хлопот. Вода прибывает и прибывает. Как бы, думаем, окопы не пришлось возвращать. Счастье наше, что уже тепло было, а то б... В общем, вода дошла по грудь и стала. Промашка вышла у немца: уровни сравнялись в окопах и пруду. Вот мы и простояли в этой воде два дня, ждали команды наступать. Да если б только стояли, а то ведь атаки отбивать надо... Я, товарищ майор, Киселеву-то и говорю, что не было у нас аппетита, да еще к сухому пайку. Измучились до крайности. Но понимали, что нельзя без еды – и ели. А то какое бы из нас наступление получилось?
– На Киселева ваш рассказ повлиял,– улыбается Землянский.– Ужин-то весь подмёл.
– Товарищ старшина, неужели нельзя было на сухое выбраться?– удивляется Шевцов.
– То-то и оно-то, что нельзя. Немцы ждут не дождутся, когда мы начнем вылазить. Чуть высунулся – получи пулю в лоб. А то начнут гранатами на длинных ручках закидывать. Далеко такие гранаты летят. Куда там вылазить, вода и так бордовая была.
– От крови?!
– От нее, от чего же еще. Но мы все ж ухитрялись. Ведь без перерыва двое суток никто бы, наверно, не выдержал – кожа размокает, как стиральная доска делается. Мы, значит, несколько досок над самой водой приладим и по очереди лежим на них, сохнем. Благо солнце было. Чуть подсох – снова в воду. Пуще всего, конечно, оружие и боеприпасы берегли от сырости.
– Наступать надо было, чего тянули?– не выдерживает Кеша , которому очень обидно, что такой почтенный человек, как папа Тур, вынужден был погибать в холодной кровавой воде из-за коварства фашистов.
– Ишь ты, Аника-воин!– усмехается старшина.– Обстановка, видишь ли, неподходящая была. На одну храбрость мы не понадеялись. Суворов как учил? Если к храбрости не прибавишь военное искусство, то никогда не победишь, а всегда бит будешь, хоть ты и храбрец. А мы своего часа дождались – получили приказ наступать. За эту деревеньку мы и ходили врукопашную. Только на сегодня, дети, хватит. Будет время, еще поговорим.
– Товарищ старшина!..– снова галдят ребята.
– Про рукопашную расскажите, товарищ старшина.
– В подробностях. Никогда не слышали.
– Нет уж, от подробностей вы меня увольте!– решительно, даже с некоторым раздражением заявляет старшина.– Удовольствия, знаете, мало от таких подробностей.
– А чем хоть все это кончилось?
– Известно чем: взяли и деревню, и высотку, на Одер вышли.
– Иван Архипович,– подает голос Землянский и тут же поправляется:– Товарищ старшина, вы, простите, не в том бою отметину получили – на щеке которая.