– По рукам!
С ослепительной фарой под левым глазом Кеша заруливает на своем самосвале по обширной промышленной стройке. На дорогу перед машиной выбегает какая-то огромная и нескладная фигура, ожесточенно машет руками, требуя остановиться. Физиономию эта грузная фигура имеет свирепую и неопрятную, спецовка не стирана с рождения. Словом, налицо резко отрицательный герой. Тюремное начальство, должно быть, без ума от таких дорогих клиентов.
Завидев этого дикого типа, Кеша начинает беспокойно ерзать на сиденье, но машину останавливает. Тип рывком распахивает дверцу и без предисловий спрашивает простуженным на всю жизнь голосом:
– В рожу хошь? Я спрашиваю, тюня: в рожу хошь?
Какой, однако, наглец! Допытывается так, словно должен получить утвердительный ответ. У Кеши , понятно, нет желания светить двумя фарами сразу, поэтому он начинает позорно канючить:
– Не могу, Миха! Ну, найди другого, мало машин, что ли...
– Ничего не знаю, вчера уговор был!
– Так то ж по пьяни! Я уже и не помню.
– А, шкура, не помнишь? Щас напомню!
Хриплый Миха своей крючковатой пятерней хватает Кешу за рукав и тянет из кабины.
– Я те щас пику меж ребер вставлю, шкура!
– Миха, кончай, Миха!– верещит перепуганный Кеша , цепляясь за баранку побелевшими от натуги пальцами.– Ну, поеду!
Миха сразу отпускает рукав. Только тут Кеша замечает в другой руке хриплого нож, и запоздалые мурашки начинают колко прыгать по загривку.
– А то гляди, тюня, у меня не заржавеет!– грозится Миха, пряча нож за голенище сапога. Он обходит машину спереди и открывает дверцу.– На таблетки работать будешь, да еще и получки не хватит. Пошел на очистные!
Перепуганный Кеша никак не может включить передачу.
– Что, мандраж в коленках?– ухмыляется тип.
– Ладно тебе!
Надо же – Кеша позволяет себе огрызнуться.
Машина трогает. Уцелевший Кешин глаз переполнен страданием и страхом перед агрессивным Михой. Причем Кешей завладел один из самых подлых страхов – страх с овечьей покорностью. Хуже не придумаешь для гордой княжеской натуры нашего героя.
Вскоре можно было наблюдать такую картину. Хриплый осторожно выходит из-за строительного вагончика и внимательно осматривает стройплощадку. Никого. Стройка, видать, на гране благополучного «замораживания». Со строителями иногда такой грех случается – замораживают чуть ли не до состояния вечной мерзлоты.
Из глубины наспех сколоченного и так же спешно заброшенного сарая выходит рабочий. Вроде, тот самый крепыш-коротыш. Кеша сразу узнал в нем Михиного собутыльника. Увидев хриплого, рабочий делает короткий знак рукой: можно, мол. Через минуту Кешин самосвал подъезжает задним ходом к сараю, и эти двое начинают торопливо швырять в кузов мешки с цементом.
– Ты, тюня!– тяжело дыша, хрипит Миха.– Чо трясешься, давай вкалывай!
Кеша суетливо хватает тяжелый мешок, неуклюже тащит его к машине, роняет, снова хватается за округлые углы.
– Работай, мальчик, работай,– подает голос коротышка, швыряя в кузов очередной мешок.– Работа, она это... хе-хе... облагораживает фраеров.
– Не трепись, мелкий,– бросает ему Миха.– Застукают, тогда вволю потреплешься – там последнее слово дают.
Невозможный человек этот Миха – всех давит своим непререкаемым авторитетом. Ужасный тип!
Через полчаса все дела были обделаны, и вот машина проказливо мчится по дороге. Мешков в кузове уже нет. Цемент пойдет теперь на строительство не очистных сооружений, а дачи какого-то куркуля. Но Кеше на это наплевать. Рядом с ним на сиденье – Миха и коротыш, он же «мелкий». И лицо-то у него тоже мелкое, словно недорисованное. Такое и с пятого раза не запомнишь.
– Наложил, поди, сосунок?– посмеивается Миха и сует в карман Кешиной куртки несколько пятирублевых бумажек.– Твои хрусты. На выпивон и закусан... Ничо, привыкнешь. Человек – это такая скотина, что ко всему может привыкнуть.
– Не привыкну, мне уже повестка пришла,– хмуро отвечает Кеша .
– Чего?!– испуганно поворачивается к нему хриплый.
– Ка-какая повестка, мальчик?– хлопает глазами «мелкий».
– В армию. На медкомиссию, а потом забреют. Последнюю неделю работаю.
– Фу ты, фраер!– нервно хихикает коротыш.– Зачем же ты загадками выражаешься?
– Эт ты зря – в армию,– успокоенно хрипит Миха.– Ну ничего, мы с тобой завтра...
– В гробу я видал это дело, понятно?– прерывает его Кеша .– Первый и последний раз!
– Чего-о?!– снова тянет Миха.– Да ты у меня во где!– Он сует под нос Кеше согнутый в крючок палец.– Вас, дураков, так и учат. Потрепыхайся теперь у меня, шкура!
– Миха, Миха, не груби мальчику,– вступается коротыш.– Страх у него пройдет, деньги тоже кончатся, еще нужны будут. Подрастающему поколению много хрустов надо.
– Пижон!– не унимается Миха.– И чо мне всегда охота по такой роже бить?
– Я сказал – все! На меня не рассчитывай. Забирай свои хрусты!– Кеша выбрасывает из кармана пятерки. На него нападает отчаянная смелость, и он готов на все.
– Останови машину – в рожу дам!– не на шутку вскипает Миха.
– Не остановлю!
– Останови, говорю! Я тебе еще один фонарь сделаю!
– Бей сейчас!– истерически взвизгивает Кеша , и машина начинает так безбожно вилять, что встречный грузовик испуганно юркает в кусты на обочине. Мелкий хватается за поручень.
– Миха, Миха!– побледнев, говорит он.– Извини за критику, но ты хреновый воспитатель. Это же молодежь, к ней подход нужен, это, как его... хе-хе... наставничество.
– Я ему щас наставлю!– расходился хриплый.– Я ему пику наставлю! Пижон!
– Ну хватит, Миха, хватит, успокой свою очень нервную систему... Фраерок, родбрось-ка нас до столовки, пошамать пора. У рабочего класса обеденный перерыв начинается.
В шумной и не очень опрятной рабочей столовой, когда коротыш украдкой сковыривает железку со второй бутылки, Кеша начинает извиняться перед Михой за свою непростительную горячность и уверять, что ничуть не струсил, когда воровали цемент.
– Не воровали, дура! Брали!– поправляет Миха.– Лишнее брали, понял? Мешки два месяца провалялись в этом сарае и никто о них не вспомнил. Значит, лишние.
– Мальчик, я же сказал тебе: с бесхозяйством боремся. Уловил глубокий смысл?
Кеша , разумеется, уловил. Не лишние он бы ни за что не согласился воровать... пардон, брать. За это будьте спокойны. И вообще на Кешу , если к нему подойти без кулаков и прочих ножей, можно положиться в любом деле. До тюряги у него, конечно, не доходило, но жизнь он знает, не то что некоторые хорошисты.