Калинкин не очень понял, но уточнять не стал.
– Давай зайдем в школу,– предлагает Кеша.– Скажем, что мы шефы, проведать, мол, пришли.
– Ты что?! Кто нас уполномочивал?
– Так и знал, что струсишь. Какие тебе еще полномочия?
– Это же авантюра.
– Миша, ты комсомолец?– спрашивает Кеша, делая вид, что у него лопается терпение.– Значит обязан проявить инициативу! Ты просто не имеешь права не пойти сейчас и не проверить дневники у подшефных пионеров!
– В школу я не пойду, ясно?
– Черт с тобой, не ходи! Я расскажу Марфутину, как ты мою инициативу на корню загубил. Я потребую, чтобы тебя на комсомольском собрании пропесочили, вот увидишь.
– А я расскажу, из-за кого ты хотел в школу проникнуть.
– Ну и что тут такого? Да тебя на смех поднимут, животики над тобой порвут! В общем так: если ты не пойдешь со мной к подшефным, я заявляю о тебе в комсомольскую организацию, и тебя наказывают за подавление моей здоровой инициативы. Считаю до трех.
– Считай хоть до тысячи – в школу я не пойду. И вообще ты трепло!
Кеша действительно хватил лишку, и оба они теперь идут молча. Калинкин сосредоточенно хмурит брови, глядя на циферблат часов.
– Князь, ты зря распинался,– говорит он.– Через десять-пятнадцать минут закончатся уроки, я высчитал.
– Тогда все в порядке, шефство откладываем!
К солдатам подходит чумазый пацан лет шести.
– Здравия желания!– шепелявит он, приставив ладошку к уху.
– Здорово, короед!– отвечает Кеша.– Ты откуда такой?
– Ниоткуда. Дай звездочку.
Одет мальчишка плохо. На ногах – разодранные в одном месте резиновые сапожки, из пальтишка, на котором болтается единственная пуговица, он вырос.
– Нельзя звездочку, земляк. Я тебе отдам, а мне за это кузькину мать будут демонстрировать.
– Кузькину?– переспрашивает пацан.– А моя мама умерла.
– Вот это совсем плохо. Давно умерла?
– Давно, еще летом. Ее на кладбище увезли.
Кеша опускается перед мальчишкой на корточки, разглядывает его. Калинкин тем временем находит в кармане запасную авиаторскую эмблему с крошечной звездочкой в центре и протягивает малышу.
– Вот тебе птичка-невеличка.
Мальчишка сгребает ручонкой эмблему и с восторгом разглядывает ее.
– Почему же она умерла?– допытывается Кеша.
– А ее папа бил,– доверительно говорит малыш.– Погоны у вас есть лишние?
– Погоди-ка. Почему ее папа бил?
– Мама ругала его, что он водку пьет, а он ее бил.
Мальчик показывает, как он это проделывал: пинает перед собой ногами, словно бьет кого-то, колотит ручонками слева направо. У Кеши на скулах вздуваются и опадают тугие бугры.
– И на улицу нас прогонял. Мне холодно было, а мама плакала. Она плакала, плакала, а потом умерла.
– Ну и сволочь!– цедит Кеша, взглянув на Калинкина. И пацану:– С кем же ты сейчас живешь?
– С папой.
– А что, больше не с кем?
– Папа говорит, что больше у нас никого нет.– Малыш вдруг испуганно хватает Кешу за рукав и шепчет:– Вон папа идет! Убегайте, он дерется!
– Я, может, тоже драться хочу,– угрюмо бормочет Кеша, поднимаясь на ноги.
Неровной походкой к ним приближается длинный тощий человек неопределенных лет. Он придерживает рукой полу замызганной болоневой куртки, из кармана которой выглядывает толстое горлышко бутылки.
– Калинкин, давай ему рыло начистим, а?
В серьезности Кешиного намерения трудно усомниться, и Калинкин на всякий случай хватает Князя за рукав.
– Гляди, а то и правда свяжешься.
Посмотрев на отца мальчишки, можно смело утверждать, что его физиономия умеет изображать только запойного пьяницу. Очень мрачная физиономия. Кеша с волнением чувствует, что у него начинает сосать под ложечкой. У него всегда сосет под ложечкой, когда возникает желание съездить кому-нибудь. Но сейчас во имя мундира он должен отказать себе в этом невинном удовольствии.
Не замедляя шагов, человек в болоньевой куртке хватает мальца за ручонку, и тот семенит следом за ним.
– Пошли домой, чего к людям пристал?
Отец и сын идут по тротуару по направлению к школе. Мальчишка несколько раз оглядывается на солдат, словно ища у них сочувствия. И трудно понять, чего в парнях больше в этот момент – сочувствия или злости.
– Давить таких алкашей надо!– убежденно говорит Кеша.
– Разве их передавишь?– отзывается Калинкин.– И морды всем не начистишь... Ладно, иди к своей школьнице, я вас возле клуба подожду.
Калинкин поворачивает назад, а Кеша идет к школе, в том же направлении, куда удаляются отец с сыном. Вот они сворачивают с тротуара на дорожку, ведущую к одному из сборно-щитовых домов.
– Давай ключ,– доносится до Князя.
Малыш останавливается, шарит в карманах, но ключа, видимо, нет.
– Что, опять потерял?!– отец хватает мальца за плечо и начинает трясти так, что тот испуганно вскрикивает.– Что с тобой сделать, выродок?
– Эй ты, полегче!– кричит Кеша.
Выпивоха оборачивается и говорит с презрением:
– Заткнись, щенок! Иди, куда шел.
Он ведет сына во двор дома, и оттуда вскоре доносится отчаянный крик мальчишки. Кеша опрометью бросается в открытые ворота. Калинкин, который отошел на порядочное расстояние, оборачивается. Не увидев на тротуаре Князя, бежит назад.
Во дворе выпивоха наотмашь хлещет вырывающегося сына.
– Ключ!– хрипит он в бешенстве.– Убью выродка!
– Что ты делаешь, собака пьяная!– кричит с тротуара какая-то старуха.– Отпусти мальчонку, изверг!
Подбежав, Кеша с силой дергает мужика за плечо и, когда тот выпрямляется, со всей мочи бьет его в челюсть. Такого смачного удара он и сам не ожидал. Широко разинув рот и выпучив глаза, выпивоха взмахивает руками и грохается на землю. Попав на камень, бутылка раскалывается, как крупный орех, из кармана вытекает темное вино.
– А-а, ты так, падаль?!– опомнившись, истерически кричит алкоголик.– Изувечу!
С неожиданным проворством он вскакивает на ноги и кидается на Князя. Сцепившись, оба валятся на землю. В одну секунду Кеша оказывается наверху и бьет выпивоху в лицо.
Прижавшись к стене дома, малыш смотрит на дерущихся и плачет.