– Молодец, сосунок!– гогочет Миха, кромсая ложкой котлету.– А то распустил нюни, как последняя лагерная параша.
– Ну вот, Миха, видал? Что я говорил?– вопрошает «мелкий», разливая под столом, как он выразился, «по семь булек».– Мальчику требовалось тактическое внимание и человеческое расположение. Молодой человек – это еще далеко не параша. Ты зубы уже съел, а не понимаешь...
– Чего?! Кто зубы съел?– набычивается Миха.– Щас я тебе, мелкий, дам в рожу, дак ты точно их съешь!
– Миха, да ты чего?– удивляется коротыш.– Это ж я просто красочно выразился, образованно.
– Образованный нашелся. Образовали его на лесоповалах...
Нет, невыносимый он тип, этот Миха. Бульдозер, а не человек.
Через четверть часа, мелко икнув. Кеша заявляет, что ему пора ехать на работу. Миха, у которого почему-то ни в одном глазу, прыскает со смеху:
– Куда ты, дура? Тебе ж бай-бай надо!
– Ты, Миха, дуб, еш-клешь!– нападает на Кешу пьяная отвага.– Меня на стройке женщина ждет, понял?
– Га-га-га... понял! Чеши, сосунок! И это...– перестает веселиться Миха,– чтоб языком не трепал. А то видишь эту кувалду?– И подносит к Кешиномой физиономии ядреный крутой кулак.
– Ты, Миха, дуб,– без прежней уверенности повторяет Кеша .
Он отстраняет от себя «кувалду» и, разгребая алюминиевые стулья, продвигается к выходу.
Стоит ли описывать, как Кеша ведет машину? Его счастье, что столовая расположена на объекте, не то в судьбе нашего героя мог бы произойти крутой вираж.
Самосвал с раствором останавливается возле строящегося цеха. Высунувшись из кабины, Кеша выискивает глазами свою «женщину». Это Галка, с которой он когда-то учился. Галке не повезло – не поступила после школы в университет. Пошла работать на стройку. Галку хвалят, недавно даже на Доску Почета попала.
Увидев девушку возле бригадной будки, Кеша требовательно сигналит и орет во все горло:
– Галка, прэфэт! Ты чего прошлый раз со скачек смылась?
Галке, понятно, неловко от такого к ней обращения, она всем видом показывает, что Кешиной женщиной не является.
– Эй, а сегодня пойдешь на скачки?
Никакой реакции.
Впрочем, Кеша вспоминает о фонаре под глазом и решает, что появляться с ним на панцах крайне нежелательно. Он скрывается в кабине и задним ходом подъезжает к растворному ящику. Ящик трещит под колесами, и солидная часть раствора валится из кузова мимо. Женщины-штукатуры, не в пример Галке, реагируют на это живо:
– Повылазило, что ли?
– Кто таких молокососов на машины сажает?
– Бери теперь лопату в зубы и подбирай!
Галка чиркает по Кеше презрительным взглядом и скрывается в будке. Парню начинает казаться, что она никогда не станет его женщиной. Сраженный этой жестокой мыслью, Кеша так резко трогает с места, что машина с разгона врезается в штабель железобетонных свай.
5.
– Киселев, лучше по-хорошему сознайся: приложился вчера?
– Да вы что, Макарыч!– искренне обижается Кеша .
Пожилой, еще не очень полный завгар зачем-то ощупывает помятое крыло Кешиного самосвала, сплющенную фару и горестно вздыхает. Кеша старательно откручивает болты – надо выправить крыло, сменить фару.
– Повестку, говоришь, получил?– задумчиво спрашивает завгар.
– Ага,– с готовностью отзывается Кеша .– Медкомиссию пройду и – прэфэт, девочки!
– Слушай, Киселев, а ты не можешь сделать нам этот... прэфэт сегодня, а? Увольняйся сегодня, очень прошу. Мне ох как спокойнее спать будет!
– А можно?
– Я устрою. Неохота, ей богу, проводы тебе портить. Может, в армии тебе мозги вправят.
– А права отдадите?
– После расчета верну.
– Не-ет, товарищ начальник, так не попрет,– хитро щурится Кеша .– Я и сам могу их за четвертную загнать. Четвертную точно дадут.
Завгар даже теряется от такого подозрения, его лицо и шея начинают багроветь. Он медленно вынимает из внутреннего кармана пиджака Кешины водительские права и швыряет их на капот машины.
– Поросенком растешь, Киселев!– гневно и в то же время с обидой говорит он.– Смотри, большой свиньей станешь, тогда с тобой по-другому будут разговаривать. Зайдешь за обходной.
Однако номер с предварительным увольнением у завгара не проходит, потому что в это дело вмешивается профком автобазы. Кто-то вспоминает, что именно он, Макарыч, назначен Кешиным наставником, и тогда вовсе поднимается буча. Завгар сподобляется выговора по административной линии. Из Кешиной получки аккуратно изымают за помятое крыло и на остатние дни переводят слесарем. Права же каким-то чудом застряли в его кармане – видать, пожалели парня.
– Галка, погоди!– Кеша с гитарой на плече догоняет девушку в сквере.– Я тебе ору, а ты...
– А мне не нужно орать,– остановившись, сухо отвечает Галка.– Опять меня караулишь? Ну, чего тебе?
– Ты как не родная,– растерянно бормочет Кеша .– Разговор есть. Серьезный. Давай сядем.
Кеша – и вдруг серьезный разговор. Это подкупает. Подумав секунду-другую, Галка опускается на скамейку. Кеша садится рядом. Мысли у него вразброд, и собрать их нет никакой возможности. Чтобы оттянуть время, он начинает настраивать гитару, вульгарно улыбающуюся портретами безымянных красавиц. Может, настроив гитару, он и мысли настроит?
– Я слушаю,– торопит Галка.
– А я еще ничего не говорю,– мелко острит Кеша .
– Ну, знаешь!..
– Погоди, Галка! Ну, не уходи!
Галка всем видом показывает, что только проклятая мягкотелость удерживает ее на этой скамейке. Однако не начнет ли сейчас Кеша признаваться ей в любви? Вон и на лице появляется совершенно несвойственная ему серьезность. Даже синяк под глазом приобретает какой-то торжественный оттенок.
– Хочешь,– выдавливает наконец Кеша ,– я тебе спою?
Галка презрительно хмыкает, но ей все же становится весело. Может, он собирается сказать ей кое о чем словами песни? Недурственная форма признания, совсем как в эпоху рыцарства и серенад.
– Спой, светик, не стыдись.
Кеша откашливается. Торжественный момент. Бренчит гитара.