Маша Скворцова
Про косильщика лужаек
4 ноября 2003 года.
После работы с остановки двадцатого трамвая я шла мимо мечети. В туманном небе светила луна. Осень и рано темнеет. Там наверху, на зеленой вышке пел иммам. Сверху, наверное, так хорошо смотреть на парк и окрестные улицы и сила грусти придает особую мелодичность его голосу.
Мне вспомнилось, как в Кабуле солдаты нараспев молились "Алла-а-а-а", подъезды, заросшие плющом, жара, горы на горизонте и беспечность детства.
10 ноября 2003 года.
Утро. Тревога, тревога, тревога. Отдел ценных бумаг. Банк. Банк – коробка, закрытое пространство. Пластиковые перегородки, электрические лампы тусклого "дневного" света, хотя от дневного солнечного света в них так же мало, как во мне от космонавта. Тесные комнаты, серая мебель, нудная работа. Мне страшно и душно здесь.
День. Тревога утихла. Жду окончания рабочего дня.
Недавно в нашем отделе говорили о Москве. Я вспомнила, как в детстве ездили в Москву на машине. Когда уезжаешь куда-то далеко, в душе растет чувство радости. Как будто что-то новое навсегда по-хорошему изменит жизнь.
Ближе к Ульяновску вдоль дороги начинаются хвойные леса и на привале хочется выйти и погулять, забрести куда-нибудь далеко-далеко в сосновый бор и лечь на спину. Смотреть в бескрайнее голубое небо, видеть высокие сосны, слушать шум ветра и представлять себя сосной, свободной и счастливой как в «Башне птиц» у Олега Корабельникова. В лесу всегда становится лучше. Воздух соснового бора – крепкий, бодрящий и радостный. Когда вдыхаешь его, как-будто не только легкие, но и голова очищается, а с ней потихоньку и душа. Становится все меньше и меньше мыслей, и больше и больше чего-то большого, вечного и мудрого, с чем нам нужно когда-нибудь соединиться и откуда мы пришли в этот мир. Все личное и мелкое отступает на задний план. Напряженный бег мыслей останавливается. Замученная совесть молчит. Наступает самое лучшее из состояний. Благодать.
Вечер.
На дисплее большими синими буквами на синем фоне написано: «Ждать Весны 111 дней». 111 дней.
16 декабря 2003 года.
Сегодня я обнаружила, что забыла начислить проценты по собственным векселям. После моего чистосердечного признания Большая начальница БЛА заставила меня написать объяснительную записку и устроила выговор маленькой начальнице ШАН. Я и узнала, что бывают исключения из правил. Меч посек мою повинную голову.
Мы почти поссорились с САВ из соседнего отдела, который и осуществлял сделку с этими векселями у Сбера в стиле "туда-сюда", он там что-то должен был мне сказать об этих чертовых векселях. Мне захотелось написать заявление об увольнении.
17 декабря 2003 года.
Из-за вчерашних процентов я стала приходить на работу как на каторгу. Конец декабря. Скоро самая длинная в году ночь – с 22 на 23 декабря.
А потом день начнет прибывать. Станет светлее, светлее и когда-нибудь, выходя с работы, я увижу солнце и небо. Надо только дожить.
18 декабря 2003 года.
Сегодня шел пушистый крупный снег! Почти весь день. Он падал с неба, и белой пеленой покрылись здания, трамвай и дома вдалеке. Город стал похож на рождественскую открытку.
Я шла в обеденный перерыв в церковь по моей любимой улице со старушками, кошками и тополями. В мой заповедный двор со старой кирпичной церковью, с еврейским молельным домом напротив и трехэтажкой в глубине, из окон которой иногда звучит фортепьяно. Церковь носит имя Веры, Надежды, Любови и Матери их Софии, надежда как нужна ты мне сейчас, надежда – инстинкт самосохранения на духовном уровне, прекраснейшее из человечских чувств, благодаря одной тебе мы столько терпим в этом мире. Снег медленно кружился в воздухе зигзагами и сливался вдали в сплошной белый туман и в этом было что-то хорошее.
Я вообще люблю зиму: свежий морозный воздух, скрип снега под ногами, лыжные прогулки, белоснежный простор. Когда после мучительной осени со слякотью, грязью, всей в черном, сожалеющей о совершенных ошибках, плачущей от обиды, вины и отчаяния и мучительных воспоминаний о прошлом, наконец-то наступает долгожданное успокоение. Как писала Анна Ахматова:"Да будет так, пока тишайший снег не сжалится над скорбной и усталой, забвенье боли и забвенье нег, за это жизнь отдать не мало". Мир зимой как библейский утешенный.
29 декабря 2003 года.
Мне не нравятся мои бедра, мой живот и талия. Мне не нравится, что вместо тихого обеда устроили шумный корпоратив и я не могу пойти гулять, мне не нравится выпитый в обед мартини. Мне не нравится мой начальник. Мне не нравится слащавое "господа" в отношении клиентов-нуворишей и властное тыканье подчиненным из одного и того же рта. Мне не нравится сине-желтый свет надо мной в нашем кабинете на работе, из-за которого мы выглядим как дети подземелья только без Тыбурция. Мне не нравится дорожка под пасмурным небом на двадцать пятый автобус и сам двадцать пятый автобус, который каждое утро везет меня в серый офис. Мне не нравятся усталость и тяжесть, распространяющиеся от глаз в голову и на все тело. Мне не нравится каждое утро говорить «здравствуйте» "любимым" коллегам по работе, которые любят меня также как и я их. Мне не нравится входить в тесный кабинет на пять персон и включаться в составление договоров покупки-продажи ценных бумаг, когда я никого не хочу видеть и уже тем более, не хочу слышать о ценных бумагах. Вот уж верно, либо "ценные", либо "бумаги", вы уж определитесь. Мне не нравится, что в нашем тесном кабинете – камере САВ не пользуется антиперспирантом, а ШАН обсуждает этот момент, скривив тонкие губки. Я – ваятель проводок в Отделе ценных бумаг. В десятом классе я бредила фильмом «Косильщик лужаек», который так и не посмотрела. Наверное, поэтому и стала ваятелем проводок. Наверное, если бы посмотрела про косильщика лужаек, моя жизнь сложилась бы иначе. Хотя, у меня ведь не самая паршивая жизнь. Вон у той собаки, которую я видела в обед на улице, куда хуже: ни будки, ни куска, а то и пнёт кто-нибудь за просто так. Это всё она, безнадёга отчаянная.