Потом, зажимая рукой свое разбушевавшееся сердчишко, я лежал в постели и думал, думал, думал… А на рассвете мы с Валетом уже шли по безлюдным улицам, и в настороженной тишине гулко отдавались по асфальту неслышные днем шаги. Мы направлялись к моему школьному товарищу Шурке. Только его отец — ветеринар мог помочь в беде.
У деревянного флигелька, под кустами пыльной акации, мы пристроились ждать: стучаться в такой ранний час я не посмел. Здесь, наконец, бессонная ночь взяла свое: я задремал, скрючившись на скамейке. Разбудил меня резкий голос, прогремевший, как мне показалось, с неба:
— Тебе кого, мальчик?
Валет дернул за бельевой шнурок, намотанный на мою руку и заворчал. В сухощавом мужчине, что выжидательно остановился на крыльце с перекинутым через плечо полотенцем и мыльницей в руках, я не сразу узнал Шуркиного отца. Может быть, оттого, что ни разу не видел его в белоснежной ночной сорочке и тапочках на босу ногу.
— Вы ведь папа Лескова Шуры? — оторопело спросил я.
— Да… А что такое случилось?
Сухой официальный тон не предвещал ничего хорошего. Запинаясь, я стал рассказывать. Но как не похоже было мое бессвязное бормотанье на ту страстную убедительную речь, которую я готовил всю ночь! Ветеринар хмурился, нетерпеливо теребя бахрому полотенца и опасливо приглядываясь к Валету. Мысли мои спутались окончательно, и я неожиданно всхлипнул. Разве этот черствый человек в состоянии понять чужое горе?
Посчитав ветеринара моим обидчиком, Валет снова зарычал (со вчерашнего дня у него определенно испортился характер). Я уже мысленно прощался с ним: кто же возьмется лечить этакого неучтивца?
— Только чур без эмоций, — строго предупредил Шуркин отец. — Мужчину слезы не красят. Сейчас умоюсь, обсудим положение.
Много ль нужно, чтобы воскресить мальчишеские надежды? Я стиснул Валетку за шею и зашептал ему в ухо:
— Чтобы больше не хамить, слышишь! Сейчас этот чародей даст нам волшебных порошков, и ты будешь глотать их с хлебом три раза в день. А жить тебе придется пока в сарайчике. Потерпишь недельку, ничего. Зато здоровый опять будешь, никто тебя не застрелит, глупыш мой косматый!
Тут на крыльце появился Шурка Лесков и, щуря заспанные удивленные глаза, направился ко мне. Отец остановил его суровым окриком:
— К собаке не подходить!
Шурка прирос к месту, а я похолодел от дурного предчувствия.
Несколько минут спустя Дмитрий Иванович (так звали Шуркиного отца) пригласил меня в комнату и предложил повторить рассказ. Привязанный у крыльца Валетка тревожно метался, пытаясь заглянуть в окно. Ветеринара в первую очередь интересовали приметы погибшей собаки, их мне пришлось описывать особенно подробно. Узнав все, что ему было нужно, врач задумался, угрюмо сдвинув брови, а я с затаенным дыханием ждал его приговора. То, что я услышал, было ужасней всех моих предположений.
— Плохо дело, мальчик, — вздохнул Дмитрий Иванович. — По всем приметам собака действительно была бешеная…
— Ну и что же! — воскликнул я. — Будем лечить Валетку.
— Это не так просто, как тебе кажется. Мне очень не хотелось бы огорчать тебя, но иного выхода я не вижу: собаку твою придется… того. Он пощелкал пальцами, как бы нащупывая щадящее, менее жесткое слово. Придется ликвидировать. А тебе необходимо принимать уколы. Причем немедля, с сегодняшнего дня.
— Никогда! — отчеканил я с непреклонной решимостью. — Если убьете Валетку, стреляйте и меня. Потому что ни одного укола тогда сделать мне не удастся. Ни одного! Я скорее… Тогда увидите, что я с собой сделаю.
Теперь, когда решение принято, я испытывал странную пустоту в голове и во всем теле, будто оборвались почти все нити, связывавшие меня с жизнью. Молчавший до этой поры Шурка побледнел и ухватил отца за рукав:
— Папа! Ну, неужели совсем ничего нельзя? Помнишь, овчарке ты уколы делал? Выздоровела же!
— То овчарка… И потом, что это за манера у тебя вмешиваться, где тебя не спрашивают?
Дмитрий Иванович порывисто зашагал по комнате.
— Ну, вот что… — раздраженно заговорил он, не глядя в мою сторону. У нас на пастеровской станции имеется, кажется, одна свободная изоляционная камера. Поместим пока в нее твою собаку. Один укол я ей сделаю. Но сегодня же, крайний срок — завтра утром, твой отец или брат старший или еще кто там есть у вас пусть принесет мне голову той собаки, которую загрыз Валетка. Понятно?
(Шурка ободряюще подмигнул мне.)
— Имеется, немного, правда, заболеваний у собак, симптомы которых сходны с бешенством, — продолжал Дмитрий Иванович, уже повязывая галстук возле зеркала. — Некоторые отравления, например… Так вот, если анализ покажет, что собака поражена иной болезнью, получишь Валетку обратно. А сейчас отправишься со мной в ветлечебницу и примешь первую прививку. И без всяких там фокусов!