Павел не знал, почему его выбрали. Он просто носил теперь нарукавную красную повязку. Просто так получилось, что он остался в этой новой армии. Так прошла зима и прошла весна. Он не знал – как. Почему за ним еще не пришли. Красная армия. Пока даже без формы. Кто в чем пришел, кто что носит. А он донашивал свою дореволюционную гимнастерку. Со стоячим воротником. Светлоголовый царский капитан. Он не прятался и не скрывался. Ни от прежних знакомых, что стал красным командиром, ни от новых однополчан, что прежний царский офицер. Ему прощали. Пока – прощали. Все-таки – свой. Павел, Павлик. Отчаянный, смелый и молчаливый.
Все закончится разом. Будет тихий субботний вечер. Чуть прозвенит колокол после вечерней службы. Павел задержался. Вышел после всех. И снова задержался. Преградил дорогу ко входу храма откуда-то вдруг взявшемуся разухабистому, вольному малому:
– Простите, товарищ, но соблюдайте порядок. Или покиньте территорию.
Он носил красную повязку на рукаве на свой прежний мундир. Всегда невольно подчеркнуто, по-кадетски и юнкерски[22], вежливый и корректный. И просто спокойный и твердый. «Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас (Еф. 4, 31)». Свой среди чужих, чужой среди своих. Тонкое, хрупкое, видимое благополучие. Пока обходилось. Но сегодня нашла коса на камень.
– Документы, – тяжело сказал тот. – Кто ты мне такой, красный командир? Нашелся начальник. Сначала докажи, что и правда свой.
Павел спокойно достал мандат:
– Павел Лесс, – сказал он.
«МАНДАТ. Предъявитель сего тов. ЛЕСС Павел Евгеньевич действительно является красным командиром.
Тов. Лесс П. Е. пользуется всеми правами по занимаемой должности».
Они мгновение стояли друг перед другом. А потом тот все-таки ушел. Павел вздохнул. Бывало всякое. Не первый раз. Бывало всякое, но мандата у него еще никто не спрашивал. Сейчас словно захлопнулся капкан. «А все равно найдут», – подумал он. Если захотят. С именем или без имени. Когда-то это должно было случиться. Сегодня или завтра. «Ладно», – подумал он. Бог не выдаст, свинья не съест. Наверное, это такой характер. Или просто у него в роду нет Стеньки Разина или бунтовщика Пугачева. Другая кровь. Когда понятно. Просто понятно. Чуда не будет. А ты молчи и смиряйся. «Достойное по делам моим приемлю; помяни мя, Господи, во Царствии Твоем».
Павел положил руку на теплые, нагретые летним солнцем перила. «Согреяся сердце мое во мне, и в поучении моем разгорится огнь» (Пс.38:3)[23]. А завтра – будет то, что будет. «Смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость»[24]. «Удел всех человеков на земле, удел неизбежный ни для кого, – смерть. Мы страшимся ее, как лютейшего врага, мы горько оплакиваем похищаемых ею, а проводим жизнь так, как бы смерти вовсе не было, как бы мы были вечны на земле.
Гроб мой! отчего я забываю тебя? Ты ждешь меня, ждешь – и я наверно буду твоим жителем: отчего ж я тебя забываю и веду себя так, как бы гроб был жребием только других человеков, отнюдь не моим?»
Это был тихий вечер начала лета. Разгорался алый закат. Щемящий алый закат. Это был вечер. Словно без конца и без края. Словно вечность. Когда все неважно. Когда есть только вот этот вечерний закат. «Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми?..» (Пс.115:3) А все, что ни будет, а все, как должно быть… Он ведь знает. Он все знает. Все одно. «Ныне или завтра умрем»[25]. «Так! помяни и оплачь сам себя заживо, – говорит память смертная: я пришла огорчить тебя благодетельно и привела с собою сонм мыслей, самых душеполезных»[26]. «Яко не и́мам покая́ния, не и́мам умиле́ния, не и́мам слезы́ уте́шительныя, возводя́щия ча́да ко своему́ насле́дию…»
II
Кто-то встал рядом с ним. Подал руку.
– Прости мне, я все про тебя понял. Ты не красный командир. Ты прежний офицер нашей армии, – сказал Володька.
Павел пожал его руку. Не удивился и не обрадовался. Как будто знал и ожидал. Володька решительно и в упор не замечал его и не здоровался. Всю зиму. И всю весну. Друзья по училищу. Друзья в полку. Революция разбила прежнюю дружбу. Но сейчас они снова стояли рядом.
Володя молчал. Володя понял, что ведь забыл историю. У императоров-язычников в воинских дружинах были и воины-христиане. Ходили себе на службу и защищали империю. А потом их убивали. За то, что ходили себе на службу и защищали империю, но не склонялись перед ней. Нельзя судить человека по его красной повязке на рукаве.
22
Например: «Военный мундир налагает на носящего его обязанность быть во всяком случае вежливее и выдержаннее тех, кто военного мундира не имеет». – Генерал М.Драгомиров (Драгомиров М.И. Вопросы воспитания и обучения войск. М.: Воениздат, 1956. С. 613).
23
«О каком “огне” говорится здесь? – О Боге. “Бог наш огнь поядаяй есть” (Евр. 12, 19)… <…> Сокровенное “поучение” заключается в молитве Иисусовой» (по святоотеческому изъяснениию).