Про купеческую дочь и сноху ее, царевну-лягушку
Долго ли коротко ли у кого чего выросло, а выходить замуж все равно ить приходится - особенно, если посватался к тебе царский сын. Собиралася я идти за сына купеческого - Гаврилушку свет Игнатьевича, которого знаю с малолетства, а судьба моя иначе сложилась.
Вышла я как-то поутру во двор, конюха побранить за пьянство излишнее, а тут, откуда ни возьмись, стрела просвистела, едва меня на месте не порешивши. Может кто к такому и привычен, на границе с дикими землями живучи, а я, как увидала, что стрела та в забор впилась намертво, немедля обо всем забыла, да и заблажила дурным голосом.
Тут ворота распахнулися, и двор наш людьми наполнился, так что в шуме да гаме моего крику никто и не слыхивал.
Так и узнала я, что выпала мне великая честь - выйти замуж за сына царского, второго по счету.
Истинного говорю вам, такого мракобесия да отсталости, как в царстве нашем, не сыскать больше в целом мире.
...Дочерью я была в семье единственной, отрадою да утешением для батюшки. Не жалел тот для меня ни единой своей копеечки, ведь купцом он был богатым, и копеечки считать не умел. С сызмальства удивляла я его своей любознательностью, да острым умом. И читать-то я научилась рано, и писать - грамотно да ровно. И музыка мне давалась, и красоту картин заморских я видела так полно, как никто другой. Завсегда я чувствовала, что не просто так мне сии великие таланты были даны. Батюшка, бывает, как заслушается, что я думаю по поводу какого-либо явления, да как складно свою мысль излагаю, так и пустит слезу. Понимал родитель, какую личность взрастил - не то что прочие, с их Маньками и Аленками, разве что прясть да вышивать способными.
Однако не только хорошие стороны были в моей чрезвычайной чувствительности - прозирала я до самых глубин отсталость быта нашего, да уклада. Кругом я видела несправедливость и ограничения, особенно касательно женского полу. Больно смотреть мне было на то, как покорно сносят все издевательства бабы да девки, темным своим умом не понимая, сколь принизили их да поработили.
Только Гаврилушка меня и понимал. Родился он чахлым, да болезненным, но с великим даром к стихосложению. Дык разве ж понял батюшка Гаврилин, в чем сыновье предназначение?.. В угоду себе заставлял душу эту нежную в дела купеческие, прозаические, вникать, да свои деньги, кровью-потом народным политые, в пример ему ставил. Гаврилушка как в Европах-то цивилизованных побыл, не мог спокойно смотреть на сущность отцовскую, прозирая всю низость родителя до мельчайших подробностей. Такой уж крест был у лебедя моего - осознавать пороки близких, да отражать их в стихах своих гениальных.
И даже тут сатрап проклятый не понял, что сын до него донести пытался упреками своими острыми. Выпорол позорно Гаврилушку, с криками: "На чьи деньги свои стишки издаешь, паразит?!!", да и остался блуждать во тьме своей изначальной, примитивной.
Были мы с Гаврилушкой друг у друга отрадой единственной, я стихи его понимала, как никто другой, и знала, что слово "верлибр" означает, а он соглашался со мной, что угнетают женщин наших почем зря. Не один вечер мы проговорили взахлеб, не одну струнку в душе друг друга зацепили. Мой батюшка, как про то прознал, то возрадовался неимоверно, а Гаврилушкин изверг только хмыкнул, да сказал: "Ну хоть какой-то толк с него будет!".
И тут стрела проклятущая все наши планы перечеркнула. Я, правда, надеялась вначале, что батюшка мой откажет сыну царскому, но постигло меня горькое разочарование. Забыл батюшка все то, что я ему сказывала. Али и не вслушивался он в то?..
-Да что же это, папенька! - вскричала я в слезах, - Я-то думала, хоть вы меня понимаете! А выходит, что такой же угнетатель вы, что и прочие!
А тот в ответ только и бубнит:
-Ничего-ничего, Афродитушка! Это ты еще не поняла, какие выгоды тебя сулит брак сей! Будешь ходить, как пава, по царским хоромам, да мысли разумные свои послам сказывать... Они про всякое непонятное любят говорить, чтоб их потом в шпионстве не обвинили... И тебе же веселее - а то кто здесь оценит ученость твою?..
-Ретроград! - выкрикнула я, да и вытолкала батюшку из опочивальни своей, слезами залившись.
В полночный час поскребся в окно мое Гаврилушка. Отворила я ставни, увидала его личико бледное и сразу все поняла.
-Нельзя нам бежать, Афродитушка, - молвил голубь мой. - Батюшка наследства лишит, а как же мы без денег будем с несправедливостью бороться, да стихи издавать?.. Жертвы не должны быть напрасными! А станешь царицею - это ж сколько прогрессивных реформ можно будет провести!..
Вот каков был мой Гаврилушка - от любви отказался, только чтоб не погубить мечту нашу по выведению народа горемычного из тьмы да невежества. Подарил мне напоследок стихи свои новые, кровью написанные, и на том попрощались мы.