Мужчина улыбнулся, и между тучами, плотно обложившими неба, протиснулся луч сильно разбавленного солнечного света.
По побережью разносилась поставленная на автоповтор запись: «Уважаемые жители и гости города, приглашаем вас на увлекательную морскую прогулку». Смерч заставил её замолчать только через десять минут, добравшись до катерной остановки.
***
Ливневое наводнение уничтожило часть урочища, лежавшую в низине вдоль береговой линии часть. Смыло срубы без фундаментов, смыло палаточный городок туристов, отдыхавших дикарями. Основательно попортило депутатские дачи с «умными» стенами.
Из-за этих стен в дачном секторе ключом бил ток, будто затопленную улицу захватили злоумышленные скаты. Кто-то снял это на телефон и слил в Интернет, как антирекламу производителя, но, как позже выяснилось, стены просто были из палёной китайской партии. А вот рекламный щит Эйфориума испытание водой выдержал.
Стоял ужасный запах – морга и обнесённого с деревьев цвета. Этим запахом, возведённым августовской жарой в превосходную степень, пропиталось всё вокруг. Много месяцев спустя, уже в другом городе, в окружении неправдоподобно красивых девушек, Сергей вдруг уловил, что шея и запястья одной из них носят следы аромата Coco Mademoiselle, и его чуть не вырвало.
Наводнение нанесло дому Грёз сокрушительный урон. И если одежду ещё как-то можно было просушить, и она грелась на солнышке, растянутая на турниках во дворе и распахнутых дверцах машины, то техника была безнадёжно испорчена. За исключением швейной машины, которая дождалась Серёжу на верхней полке в гардеробной.
О случившемся не говорили, но Серёжа себя считал виноватым. Это он никого не послушал, не закрыл дверь и позволил воде проникнуть в дом и уничтожить его.
«Кунсткамера Грёз» пострадала ещё больше.
Не доведя ремонт до конца, Грёз пригласил на гастроли танцевальную группу мальчиков с ДЦП. Загримированные под зомби, они здорово выступили в атмосфере разрухи, постигшей бар. А по выходным из города приезжал играть гитарист с полидактилией.
Но, хотя артисты отказывались от части гонорара в пользу пострадавшего от стихии нанимателя, этих денег не хватало. Всё чаще приходили какие-то официальные письма, раздавались звонки. А однажды нагрянул серый выводок социальных тётушек во главе с участковым, которые осмотрели дом.
Море давно вернулось в берега, и даже запах сырости почти выветрился отовсюду.
Дом Грёз продолжал идти ко дну.
КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР: АКТ 1
Уходя из дома Грёз, Герман оглянулся и увидел, как их с братом следы заносит снегом. В груди заныло.
Близнецов ждало такси. Отсветы фар лежали в снегу. Над капотом клубился пар.
Герман сел в машину и настороженно взглянул на видеорегистратор. Закон хранил близнецов от того, чтобы кто-нибудь растиражировал их несчастье по Интернету, потому что они были несовершеннолетние. Но сбежав из-под опеки, они поставили себя вне закона.
В салоне пахло мандаринами. По радио передавали «One Way Ticket». Смерив близнецов ошалелым взглядом, водитель стянул бороду под подбородок, закинул её за плечо и потребовал расплатиться сразу.
Это стоило близнецам значительной части сбережений. Праздники, пригород – всё подразумевало двойной тариф. Оставалось надеяться, что водитель не выставит близнецов на первом же перекрёстке, получив деньги вперёд.
— Куда едем? – преувеличенно бодрым голосом спросил таксист.
Герман перехватил его взгляд в зеркале заднего вида и сказал:
— Смотри на дорогу, а не то мы так поедем до первого столба. У тебя в машине курят?
— Ну кури…
Герман закурил и, откинувшись на сидение, понаблюдал за отражением в окне – губы втягивают дым, кончик сигареты оранжево дышит и отмирает, становясь пеплом. Над обтекаемым срезом тонированного стекла дремала ночная бухта.
— А второму чего сигарету не дал? – не унимался таксист.
— Он не курит.
Им было назначено в дешёвой гостинице с медленным wi-fi и мокрым местом под сплит-системой. Девочка на ресепшене не отреагировала на близнецов. Герман заподозрил, что она что-то скрывает за стёклами очков-«полароидов».
В гостиничном ресторане чадила дым-машина. Танцовщицы гоу-гоу бились у пилонов, как наколотые бабочки. Левитировали стробоскопы. В них прятались тепловизоры, изображение с которых выводилось на мониторы охраны – достаточно деликатно, чтобы не нарушать личное пространство гостей, достаточно информативно, чтобы распознать драку. Самое подходящее место для тех, кому есть что скрывать – для прелюбодеев, дилеров… и для Германа с братом.
Кукольник сидел нога на ногу, выставив вперёд тусклую шпору, и курил кальян. На плечи накинута дублёнка в пол, на пальцы нанизаны дутые увесистые кольца самоварного цвета, кончик бороды заткнут под широкий кожаный ремень.
— Не сомневался, что вы головастые пацаны, - грянул Кукольник вместо приветствия.
Сидящие по обе стороны Палочники раболепно заулыбались. Герман сел напротив и сказал:
— Хотелось бы сразу по деньгам договориться.
— Во-во, и я о том же подумал. Вы такую цену заломили! Жопа не слипнется?
— Грёзу вы предлагали за нас три миллиона.
— То Грёз. Грёзу это не надо было, а вам надо, - проницательно ответил Кукольник. – Я для чего, по-твоему, ехал через полстраны в этот тараканий угол? Чтобы соглашаться работать себе в убыток?
Герман рассмеялся ему в лицо:
— Не прибедняйтесь! Я знаю, сколько стоит билет на шоу. А собираете вы стадионы.
— Вы сами согласились на наши условия. А теперь отказываетесь. И как вам доверять? Не с того мы начинаем наше сотрудничество, - добавил Сергей.
Он эти реплики и придумывал. Близнецы уходили к морю, чтобы никто не слышал, и репетировали. Когда огни в бухте приобрели холодный оттенок, и начал срываться снег, Герман решил, что они готовы…
Заговорил Палочник – тот, которого они в первый раз видели в кузове, а не в баре:
— Вы малолетки. По закону вас нельзя заставить отрабатывать договорённости. Эксплуатация детского труда, типа. Думаешь, хозяин не врубается, что вы свалите с денежками, а договором подотрётесь? Слушай, а может, ты на это и рассчитываешь?
Этот второй Палочник смотрел ровно между близнецами, как будто кто-то стоял у них за спиной. Германа подмывало обернуться.
— Даже в голову не приходило. Но за идею спасибо, - ответил Герман подготовленной фразой.
Нет, не зря они тренировались. Голос звучал не фальшиво или заискивающе, а нормально.
Кукольник захохотал, всколыхнувшись всем телом.
— В голову не приходило, говорит! В голову… ой, не могу! В которую из двух? – Резко перестав смеяться, он добавил: - Миллион. Это моё последнее слово.
Герман молчал. Отвернувшись, он рассматривал танцовщиц, их завязанные глаза, расписанные пятнами Роршаха тела, нарочные причёски будто током ударило. Играл немецкий индастриал. В такт ему пульсировало освещение.
Представился спящий дом Грёз и записка, лежащая на заправленной кровати близнецов. Они не стали никого посвящать в суть плана. Грёз не принял бы такой жертвы. А вот если притвориться, что они ушли по собственной воле…
Когда Герман писал эту записку, то чувствовал себя взрослым и уверенным в своих силах. Не то что сейчас.
— Миллион каждому, - наконец, произнёс он и протянул ладонь через стол.
Кукольник стиснул её в своей и добавил, не отпуская:
— Миллион каждому, и ты дашь мне расписку.
С трудом вырвав у него руку, Герман выпалил быстрее, чем следовало бы:
— Какую ещё расписку?
— Долговую. Ты напишешь, что взял у меня в долг некую сумму… Когда срок нашего сотрудничества подойдёт к концу, я порву её у тебя на глазах и сожгу.
— Мы же малолетки, - напомнил Герман. – Трудовой договор с нами не имеет силы, а такая расписка будет иметь? Что-то вы темните.