— То есть, эйфы – это результат… творческой деятельности?
— И результат творческой деятельности, и строительный материал этой деятельности, и единственное средство обмена в Эйфориуме. Это вообще единственное, что там есть. Первое время недостаток воображения премиум-пользователей компенсировался тем, что каждому из них при регистрации подгоняли достаточно юфов на баланс. Но от этой практики отказались, когда доступ стала приобретать в кредит всякая шантрапа.
— Вроде тебя?
Парень не смутился.
— Ну да, вроде меня. Мы выкупили эйфон чуть ли не всем районом, и время от времени фиктивно перепродаём его друг другу, чтобы у службы внутренней безопасности не возникло вопросов, почему в одной и той же точке доступа регистрируется столько разных идентификаторов. Ещё будут вопросы?
— Да нет, кроме того, что я задавал с самого начала. Как всё это объясняет, что произойдёт с нашими деньгами?
— А, всё просто, как в «Танчиках». Очевидно же, что у кого больше юфов, у того и самое большое воображение. Поэтому юфы стали дарить, выменивать и продавать. И сейчас, кстати, самое время их выгодно купить.
ЛжеИван открыл ноутбук и погрузился в сёрфинг в поисках мажора, снятого с обеспечения из-за плохого семестра в Лондоне и ввиду того нуждающегося в деньгах. На миг Сергей утратил власть над эмоциями. Герман ощутил его разочарование – разъедающее чувство того, что его обманули, не обманывая.
— Всё это как-то противоречит тому, что ты наговорил, - медленно произнёс Серёжа. – Тому, что понты для нищих, и в Эйфориуме не предусмотрен ввод денег ни в какой форме.
— Парень, твоя внутренняя девушка безнадёжна. Так что не бери в голову, - заржал ЛжеИван.
— Правда, Серёга, забей. Суть в том, что мы отдаём деньги здесь за то, что приобретаем там. Это как покупать аквариумных рыбок. Ну не живут они без воды, не живут. А ты требуешь, чтобы жили, угрожая в противном случае, что сам к ним в аквариум залезешь. Что ты, в самом деле, как сельский житель, не видевший тёплого туалета.
— В самом деле, - повторил Сергей, обидевшись, - в самом деле эйфов не существует. А рыбок я видел.
Герман поставил точку в расписке, которая обладала силой обратить близнецов в рабство на всю оставшуюся жизнь. Только сейчас у него задрожали руки.
Кукольник, основательно убаюканный, встрепенулся. Тень его ладони легла на бумагу. Герман поспешно подвинул её к себе, помяв. Он достал из кармана стопку банковских карт, большая часть которых происходила из стран третьего мира, и веером развернул перед Кукольником.
— Переводите понемногу на каждую. И отдельно пятьдесят тысяч нашему консультанту. Это гонорар за его услуги.
ЛжеИван поднял взгляд от запроса «Euphorium Christmas sale», вбитого в поисковую строку:
— Мне в первую очередь. Я и так уже на все деньги наговорил.
Кукольник взял одну из карточек:
— Национальный банк Сомали! Что за фокусы, Герман?
— Может, для вас гонять миллионы туда-сюда – обычное дело. Но не для нас. Любой банк заинтересуется переводом такой крупной суммы. Заподозрит махинации и сообщит, куда они там сообщают. Вы же не хотите, чтобы мы отправились в тюрьму на весь срок нашего сотрудничества?
Судя по лицу Кукольника, мысль о том, что кто-то распорядится близнецами вместо него, оскорбляла его крепостнические намерения. Наверняка ещё меньше он хотел попасть в тюрьму сам. Что было куда вероятнее, если бы на дне денежного источника малолетних близнецов образовался уголовно-процессуальный осадок. Кукольник не мог этого не понимать.
— Если это представление с Эйфориумом, которого нет, сомалийским банком и бомжеватым консультантом устроено для того, чтобы в итоге оставить меня в дураках, то учти – раньше, чем это произойдёт, я устрою вам с братишкой операцию по разделению при помощи ножовки по металлу, - предупредил он.
«Быстро же ты перешёл к угрозам», - подумал Герман и повторил:
— Понемногу на каждую.
Когда с переводом было покончено, Герман снова взял ручку и старательно расслабился. Рука пришла в движение без его участия.
Паста не писала на жирном. Брат смотрел в другую сторону, так что Герману пришлось сказать, замаскировав под раздражение:
— В эту бумагу что, беляши заворачивали? Не пишет ни фига.
По-прежнему не глядя, Сергей нажал сильнее и едва не прорвал бумагу, а затем отложил ручку, чтобы не выдать себя в момент передачи контроля над телом. Теперь у близнецов была расписка с подписью, как у Германа, но поставленной не его рукой. Во всяком случае, они надеялись, что так покажет экспертиза, если до этого дойдёт.
— У меня тоже всё готово, - сообщил ЛжеИван.
Он закрыл окно телеграм-переписки и погладил чёрный футляр. Рука с оцарапанными костяшками и отросшим ногтём мизинца выглядела неуместно на этом футляре, будто в чужом богатом кармане.
Щёлкнули замки. Открылась крышка, потянув за собой белоснежные шёлковые ленты-стопора. Внутри всё было матовое и чёрное. В отделанных кожей углублениях лежали кабели разной толщины, перевязанные серебристыми проволоками, и съёмный блок в фирменном чехле со знаком «φ».
Это буква «фи», вспомнил Герман, а съёмный блок, соответственно, называют фи-блоком.
Устройство сбросило чехол с ласкающим слух шелестом. На корпусе было четыре USB-входа и клавиша. Тронув её, ЛжеИван привёл в движение залегавшие на экране тени. Изображение разгоралось постепенно, как энергосберегающая лампа, черпая краски будто бы извне – гостиничный номер померк, освещение уступило экрану в яркости. На нём разворачивалась, оставляя тлеющий след, лента Мёбиуса, и бежал слоган «…of sound mind and memory».
ЛжеИван нашарил на кровати фонарик, подсоединил к фи-блоку и велел Герману:
— Смотри прямо сюда и постарайся не моргать.
В глаза ударила вспышка, похожая на фотографическую. Изображение на экране пошло кругами, как вода под дождём.
ЛжеИван погрузил ладонь в дреды и одним резким, как укол, движением вставил штекер в разъём между шейными позвонками. Быстро-быстро задвигались зрачки под полуопущенными веками, а к подбородку протянулась ниточка слюны.
Очарование момента было потеряно.
Кукольник и его отражение в зеркале заняли почти всё место. Близнецам на плечо легла рука.
— Пошли отсюда. Собирай карточки, и сваливаем.
— Нет, мы ещё не закончили, - возразил Герман.
— Да ты посмотри на него! Это же эпилепсия или кататонический ступор. А может, этого дегенерата ударило током, - со вкусом перечислил Кукольник. – И ты предлагаешь подождать? Ты на это и рассчитывал? Что бросишь меня с дохлым эникейщиком, а сам сбежишь с денежками? На выход, я сказал!
— Нет! – закричал Герман, вырываясь.
ЛжеИван подмигнул ему с экрана ноутбука.
— Куда это ты смотришь? – недовольно спросил Кукольник, обернулся и увидел сам.
ЛжеИван выглядел угловато, будто его наспех слепили в «Майнкрафте». Программа-интерпретатор выдавала изображение, упрощая его во много раз. Ей не хватило бы производственных мощностей, чтобы явить Эйфориум во всём его блеске и великолепии – над этим неусыпно трудились три могущественных дата-центра, расположенных на частном острове в Карибском море.
По эту сторону экрана консультант сидел, как больной, запятнав слюной воротник. Кукольник пощёлкал пальцами у парня перед лицом, перевёл взгляд на экран и скривился.
— Кино – не кино… Устроили. Мракобесие.
Экран быстро заволакивала дымка, похожая на испарения сухого льда. Виртуальный ЛжеИван разжал кулаки. На ладони замерцал серо-голубой радужный отпечаток. На другую ладонь стягивалась дымка и закручивалась маленьким вихрем, с каждым оборотом уплотняясь.
На телефон, купленный с рук и оформленный на постороннего человека, одно за другим приходили оповещения из всех мобильных банков сразу. Когда карточки опустели, Герман отключил телефон, достал сим-карту, поломал пополам и закопал в цветочный горшок.
На экране ЛжеИван заворачивал заархивированные эйфы в слепок с радужной оболочки.