Кресло-шезлонг: кожаное сидение и металлический каркас, по правой стороне которого вьётся увенчанный штекером провод. Приставной стол-тумба с двумя прозрачными отделениями: сверху – пустующая док-станция на два съёмных блока, снизу – контейнер для переноски блоков. В контейнере лежали повязки для глаз из чёрного бархата с вышитым слоганом «…of sound mind and memory».
— А где фи-блоки? – спросил Герман, зачарованно водя пальцем по изящной φ, выгравированной на спинке кресла.
— У владельца, я полагаю, - ответила Лера, не отрываясь от телефона. – Чтоб никто не спёр. Держи-ка.
Близнецам пришло сообщение в WhatsApp. Открыв его, они увидели чек, подтверждающий перевод двух миллионов на счёт для пожертвований дому Грёз. Герман попытался себе представить, какое у Андрея будет лицо, когда он увидит сумму – и не смог.
— Всё? Убедились, что я не сбегу? – поинтересовалась Лера. – Теперь тащите задницу в кресло.
Она привязала их запястья крепёжными лентами к подлокотникам. Герман ощутил в истекающей антисептиком пустоте сквозняк, а потом – приятную наполненность. Прежде чем на веки легла бархатная повязка, Герман успел увидеть расходящиеся облака на сенсорной поверхности приставного стола.
В следующий момент всё обрело поразительную ясность, как будто кто-то протёр мутное стекло, через которое Герман смотрел всю жизнь, и он понял, что падает.
Это было чувство настоящего падения с огромной высоты, очищенное от страха и переживаний. Приближаясь к земле, Герман непроизвольно сбросил скорость и спланировал вниз легко, как пёрышко.
Перед глазами предстал подёрнутый дымкой пляж и смутно синее море. Навстречу Герману вдоль береговой линии, по щиколотку в воде шёл светловолосый парень.
В его походке было что-то знакомое, но в спину ему било солнце, и Герман не мог разглядеть лица парня.
Безотчётным движением Герман прикоснулся к шее слева и повёл ладонь вниз. Она накрыла плечо, не встретив препятствий. Тень сошла с лица того, кто уже махал Герману рукой.
Это был Сергей.
***
Если бы Герману сказали, что в реальности его ждёт Кукольник с избавлением от кошмаров, или Грёз, ради которого всё этого затевалось, или даже родная мать – он бы не придал этому значения. Герман впервые был по-настоящему счастлив. И остался бы так навсегда, будь это в его власти.
Но он не обладал такой властью, и пространство между протянутыми друг другу руками близнецов покрылось рябью цифровых помех. Сознание снова отодвинулось за мутное стекло. Над близнецами склонилась Лера с маленьким фонариком.
— Это бесчеловечно, - выдохнул Герман.
— А разве тебе кто-то обещал аттракцион безудержного гуманизма?
Лера по очереди посветила им в глаза и развязала узел на запястье. Рука тут же метнулась влево и зачесала у Серёжи в затылке.
— Всё уже? – с нетерпением спросил брат.
— Что? Нет. Это демо-режим, «лягушатник». Просто для проверки.
И они перетекли по проводам в простиравшуюся, насколько хватало взгляда, пустыню.
Разум, который её создавал, вдохновлялся кокаином и рахат-лукумом. Пустыня источала негу и сладость: песок как сахарная пудра мельчайшего помола, тонкие профили пальм на фоне неба цвета чайной заварки. На границе слышимости играла чарующая мелодия, но стоило Герману прислушаться, как всё замолкало. Только песок перешёптывался с ветром.
Герман как следует себя ощупал и рассмеялся от облегчения. Оно быстро сменилось чувством, что за Германом следят. Он обернулся, уверенный, что за ним наблюдает Лера. Но перед ним была истекающая туманом дверь.
Наблюдатель скрывался за ней. Это было непостижимо, потому что дверь никуда не вела. Герман обошёл вокруг неё, чтобы в этом убедиться. Просто дверной проём, в котором вился туман, образуя многомерную фигуру наподобие цветка, каждый из лепестков которого представлял собой ленту Мёбиуса.
Едва Герман успел уложить это в голове, как туман разорвался, брызнув светом и приоткрыв какое-то иное пространство. Сначала из него появилась рука с кричаще-красным маникюром, а потом под край разрыва поднырнула Лерина голова.
Высунувшись из тумана по пояс, Лера спросила:
— Ты который из братьев?
— Я Герман. А где Серёжа?
— Ничего с твоим Серёжей не случится, - строго ответила девушка, крепко взяла его за руку повыше локтя и потянула на себя.
Они вывалились в светлое просторное помещение с таким высоким потолком, что Герман не мог его разглядеть, как ни задирал голову. Белые колонны ввинчивались в клубящийся в вышине туман, и туман же стелился над мостовой.
— Где мы? – спросил Герман.
Поднявшись на ноги, он отряхнулся. С него облетел тонкий дым, похожий на сигаретный.
— Это Оазис. Центральный русскоязычный сервер. Или, как их ещё называют – эйфорт, - объяснила Лера и направилась в центр зала.
Герман последовал за ней, жалуясь на ходу:
— У меня всё время такое чувство, будто за мной следят. Сразу со всех сторон.
— Так проявляют себя объекты, с которыми можно взаимодействовать. Например, червоточины.
Лера, не оборачиваясь, плавно взмахнула рукой. Герман проследил за её движением и увидел несколько дверных проёмов, таких же, как тот, через который они попали сюда.
— Это чтобы ты обратил на них внимание. А ты не обращай.
Туман медленно отползал по мере того, как они продвигались по этому месту, подобному залу ожидания. Впереди встало что-то вроде крепостной стены, за которой угадывались изящные, стрельчатые очертания, будто нарисованные невидимыми чернилами.
Немногочисленные встречные напоминали кинозвёзд, так их облагородило воображение. Но были и другие – одетые в серые балахоны, с лицами, скрытыми в тени низко надвинутых капюшонов, вышитых по краю вязью из повторяющихся φ. Из-под капюшонов тянуло холодом, как из оконных щелей, в которых свистит сквозняк. Это отбивало желание всматриваться.
— Сервисные служащие, - пояснила Лера.
— А что они делают?
— Например, ты не можешь просто взять и показать жопу у всех на виду. Они вежливо, но твёрдо препроводят тебя в специально отведённое для этого место.
Из тумана выступила величественная стела, облицованная отполированными до влажного блеска металлическими пластинами. Каждая из пластин являлась объектом, с которым можно взаимодействовать. На Германа как будто вдруг уставилась тысяча жадных глаз. Он не нашёл в себе сил сопротивляться.
Он увидел в отражениях Леру, но не ту Леру, что шла рядом в превосходной степени своей красоты. В пластинах отражался поблекший в памяти актовый зал – и девушка, которая лежит на полу в позе эмбриона: колени подтянуты к груди, от затылка к эйфону тянется провод, а глаза ничего не выражают.
Герману захотелось посмотреть на себя. Он подошёл ближе, ещё ближе. Его настигло отражение тумана, колонн, серых фигур вдалеке. Сам Герман в пластинах не отражался.
— Стоп! – зашипела Лера, хватая его за руку. – А ну-ка пошли отсюда!
Её прикосновение било током, словно она как следует потёрла между ладонями шерстяную ткань. Ничего не объясняя, Лера затолкала Германа в ближайшую червоточину. Они перенеслись за пределы эйфорта и спугнули призрачного верблюда, который мирно пощипывал белёсую растительность, обвитую вокруг дверного косяка. Верблюд рассыпался в прах и смешался с песками.
— Это и есть такое место, где можно голую жопу показывать? – спросил Герман.
— Вроде того.
— Ну и какой смысл, всё равно никто не увидит. Здесь же никого нет.
— Не говори глупостей. Здесь полно народу. Просто мы друг друга не видим, потому что это не публичная локация, в отличие от Оазиса.
Лера достала из кармана кольцо с крупным кристаллом и надела на палец. Он пропустила через кристалл солнечный луч и прищурилась, словно примерялась к чему-то.
— Подойди-ка, - велела девушка.