Их встречи как-то быстро стали регулярными. Без них Герман навряд ли снёс бы всё, что на него свалилось – пытку пробуждением, унизительное служение в клубе и дядю Толю.
Дядей Толей звали портного, владеющего крошечной мастерской в цокольном этаже здания напротив «Сна Ктулху». Мастерская работала круглосуточно. Она была ориентирована на клубную молодёжь: пришить отлетевшую пуговицу, пристрочить оторванный в толчее дискотеки подол. Как говорил Серёжа, понятие fast fashion здесь раскрывалось с неожиданной стороны.
Дядя Толя правил маленьким бизнесом уверенной рукой. В своё время его не удалось вышибить с лакомого места возле набережной ни городским службам, ни чёрным риэлторам. Столкновение с последними стоило дяде Толе глаза, но портной и это обратил в свою пользу, вооружившись протезом со встроенным оптическим микроскопом. А железный зуб, чтобы перекусывать нити любой толщины, у дяди Толи имелся и до этого.
Был он, в сущности, неплохой мужик, но очень уж любил ввернуть сакраментальное «Одна голова хорошо, а две лучше», за что Герман его невзлюбил.
В пику брату Сергей водил с дядей Толей демонстративное знакомство. Мозолил глаза до тех пор, пока портной не отвёл его в подсобку и не поручил какую-то мелкую работу.
— Да он просто убрал тебя из зала, чтобы ты не распугивал ему посетителей, - сказал на это Герман.
Сергею было по барабану. Не говоря уже о том, что среднестатистический дядин Толин посетитель и сам был способен кого угодно распугать, а увидев близнецов – решил бы, что у него в глазах двоится ввиду количеств алкоголя, принятого внутрь.
В подсобке царили насаженные на арматуру нитяные катушки и лекала из прозрачного пластика, которые складывались в подобие анатомического атласа. Надо всем возвышалась швейная машина с ножным приводом. В обрезках ткани, шуршащих под ногами, как палая листва, водились отродья от связи биологии с робототехникой – пауки-плетельщики с тонкими иглами лап. Герман боялся их и ненавидел.
Как-то раз дяди Толиным заботам вверили дырявую ажурную перчатку ручной вязки. Портной хотел отказаться – для работы пришлось бы скачивать специальную программу, восстанавливать схему плетения, программировать пауков, которые знали и выполняли только самые простые команды: «вперёд иголку» да «назад иголку». Но клиентка выглядела такой соблазнительно платёжеспособной…
— Не справишься – уволю, - сказал Серёже дядя Толя, отдал перчатку и, посмеиваясь, удалился.
Брат справился при помощи крючка для вязания и силиконового пистолета, заправленного жидким хлопком.
Дядя Толя долго смотрел на Серёжу через стёкла круглых, как у кота Базилио, очков. Более того, владелица перчатки тоже захотела на него взглянуть. Близнецов призвали из подсобки.
Клиентке было под тридцать. Фигура оплывшая, как свеча. Деревенского разлива лицо. Полные руки, которые в таких перчатках наверняка выглядели, как колбасы в обвязке. Даже Герман почувствовал разочарование, а каково тогда было Серёже? Столько корпеть ради ничем не примечательной тётеньки…
— Я хотела оставить чаевые за прекрасную работу, - сказала ничем не примечательная тётенька так, что в мастерской потеплело, а Герману стало совестно за свои мысли. – Меня зовут Даша. Могу я узнать имена тех, кто спас дорогую моему сердцу вещь?
— Это я, - очнулся брат. – Я это сделал. А Герман, это мой брат, даже нитку в иголку продеть не сумел бы.
Даша посмотрела на Сергея с глубокой заинтересованностью. С ажурного, в пару перчаткам, зонтика на пол мастерской капала вода.
— Серёжка это, из страшильни на углу, - снисходительно пояснил дядя Толя. – Всё в помощники мне набивался. Я и решил – пусть будет. А что, жрать не просит…
— Вот как? Ты умеешь шить, Сергей? Учился где-нибудь?
— Я ходил на швейный кружок в детском доме. Потом, уже в другом, шил ребятам одежду, но… по нестандартным лекалам. Я сшил это, - брат стиснул воротник, ставший вдруг тесным, - и ещё толстовку с капюшоном-«коброй», чтобы мы могли гулять, не привлекая много внимания.
— У тебя есть какие-нибудь эскизы? Они у тебя с собой? – ласково расспрашивала Даша. – Нет? Не страшно. Знаешь что – пришли эскизы на электронную почту. И приложи какое-нибудь резюме. Напиши, что ты умеешь и чем занимался здесь, всё-все напиши, ладно?
Она положила на прилавок визитную карточку. На карточке значилось: «ИП Елисеев». А следующая строчка без предупреждения ударила Германа под дых.
Там было напечатано: «Развивающийся Дом моды ищет художника-модельера».
— И что? Отправил он эти свои эскизы? – спросила Лера.
— Ещё бы. Целый день выбирал и фотографировал.
Герман не сказал, но близнецы из-за этого даже опоздали на смену. Припёрлась Марго, их менеджер и давай орать. «Неблагодарные! Себе в убыток вас держу! Столько времени прошло, а ремесло так и не освоили, необучаемые!».
Они действительно не обладали никакими специальными навыками, так что энтузиазм, который охватил Марго, когда она узнала, что близнецы явились прямиком из жерла Кукольного театра, быстро иссяк. Их приставили к самой незамысловатой работе – слоняться по залу, впечатляя своим видом, и разводить гостей заведения на выпивку.
Вспомнив это, Герман мрачно добавил:
— Только вот я думаю, что ничего у него не выйдет. Там серьёзный бизнес. А он кто? Подумаешь, сшил пару футболок. Это ничего не стоит.
Они брели по пустыне, запутывая следы. На этом настаивала Лера.
— Ихняя учётная система тебя не берёт, - объясняла она. – Не может понять, откуда ты подключился.
— Разве так бывает?
— Бывает, как видишь. У всяких обдолбанных и у шизиков в период обострений. Идентификационный химеризм, так это называется.
— Зачем же прятаться? Надо, наверное, позвонить в техподдержку, объяснить, как есть…
— Только попробуй!
— Но почему, Лера? Я ведь не наркоман и не больной, какой от меня вред?
— А что мы за лицензионный доступ не платили – это ты забыл, да? Тебя заблокируют, и меня заодно – за пособничество. Оштрафуют хозяина точки, и он мне голову свернёт.
Блокировки Герман боялся больше смерти, поэтому готов был блуждать по пустыне хоть целую вечность.
Здесь у него стали выходить первые иллюзии. Созданные из песка кривобокие человечки танцевали и ходили колесом. Примитив, но Лера осталась довольна.
— А ты не бесполезный, - сказала она.
Может, и так, но для проникновения за стену этого было недостаточно. Требовалось внушение посерьёзнее, чтобы не выдать себя.
Он быстро забыл, что был счастлив одной только возможностью побыть отдельно от брата. Переплетения крыш и мостиков Оазиса очаровали Германа, и ему хотелось видеть их не издалека, а так, словно он тоже имеет на это право.
Лера взялась помогать. А так как движущей силой Эйфориума было воображение, то помощь заключалась в том, что девушка представляла, будто у Германа ничего не выйдет, в то время как Герман изо всех сил пытался представить, что отражается в зеркалах.
— Это немыслимо, - жаловался он. – Как у меня получится что-то тебе показать, если ты не хочешь этого видеть?
— Как тогда ты собираешься обойти сервисную службу? Стелу на проходной питает воля администраторов Оазиса – матёрых тварей, которые не верят ни в бога, ни в чёрта, и уж конечно не верят собственным глазам. Они сами тебе что угодно внушат.
А пока Герман не может отвести глаза одной-единственной девчонке, об Оазисе пусть и не мечтает, так Лера ему и сказала. И посоветовала посмотреть какие-нибудь фотографии для вдохновения.
К удивлению Германа, таких нашлось немало, особенно по тегам #сонразума и #глазасмотрящего. Правда большинство из фотографий были явно постановочными: наигранные позы, неестественный блеск в глазах и почему-то – вывернутая наизнанку одежда.
Так не бывает. Со стороны подключение смотрится неприглядно. Как припадок.
С Лерой Герман своими соображениями не поделился. Сказал только, что совету последовал и фотографии посмотрел.