Лера нырнула за одну из этих штор, которая по виду ничем не отличалась от остальных. Они с Германом оказались в маленьком магазине, похожем на парфюмерный.
Вдоль стен располагались демонстрационные стенды. На них под стеклом стояли одинаковые флаконы, помеченные QR-кодами. Стоило задержать взгляд на кодах, как перед внутренним зрением появлялись названия: «Светлая грусть», «Катарсис», «Дереализация»… Последнее название заставило Германа вздрогнуть.
— Здорово, Барыга! – поприветствовала Лера человека за прилавком.
В отличие от кинематографично привлекательных прохожих – цивил, как пренебрежительно называла их Лера, - продавец никак не желал отпечатываться в памяти. Герман знал, что забудет его, как только отвернётся.
— Дама Треф! Давно тебя не видно. Хочешь что-нибудь приобрести?
— Разве что у тебя наконец-то появилась «Амнезия».
— «Амнезия» - это миф, Дама Треф, - флегматично отозвался Барыга. – Чтобы что-то внушить – надо сначала что-то вспомнить. А как вспомнить потерю памяти?
— Ну, тогда мы просто посмотрим.
Барыга кивнул на Германа.
— Молодой человек здесь недавно?
— Ага, - сжала его руку Лера.
Продавец поставил на прилавок три флакона – белый, цвета арбузной мякоти и алый с чёрной пробкой.
— Что же, тогда приступим к дегустации. Да ты подходи, не стесняйся.
Герман подошёл. Барыга взял розовый флакон и достал пробку, из-под который тоненько поднялся дым.
— Махни ладонью по направлению к лицу, как будто нюхаешь духи.
От брата Герман знал, что духи слушают. Только он хотел об этом сказать, как ощутил во рту вкус сочного, превосходного, налитого южным солнцем арбуза. Когда Герман жил в доме Грёз, то много раз ел арбуз, но навсегда запомнил, в каком восторге был, когда в первый раз его попробовал. Сейчас он испытал этот восторг снова.
Над белым флаконом Герман склонился уже со знанием дела. Вдох погрузил его в детство – но не собственное, а как бы наблюдаемое со стороны. Герман почувствовал, как пахнет очень маленький ребёнок, и какую щемящую нежность это вызывает в груди.
— И новинка. – Барыга подмигнул Герману и взялся за флакон с чёрной пробкой. – Хит сезона!
На этот раз Герман почувствовал себя так, будто у него завязаны глаза, будто горит свеча, роняя на него обжигающие слёзы, а женская рука в кожаной перчатке медленно гладит его по обнажённой спине, отчего волоски на затылке встают дыбом…
— Видел бы ты своё лицо, - захихикала Лера. – Что там, Барыга? Я тоже хочу попробовать!
Тот быстро убрал флакон под прилавок.
— А вот этого не надо. Знаю я таких, как ты.
— Хорошо же ты обо мне думаешь! – оскорбилась Лера и повернулась к Герману. – Пошли-ка отсюда. Сервис, блин, как в школьной столовой.
Но он смотрел только на человека за прилавком.
— Скажите: там, на полке, «Дереализация»… откуда она у вас?
От Барыги повеяло угрозой, как из тёмной подворотни. Герман понял, что тот ему это внушает.
— А ты и вправду здесь недавно. Опасные вопросы задаешь.
— Пошли, ну пошли же!.. – тянула за рукав Лера.
Герман ощутил, как она пытается завладеть его волей – и уклонился от этого, как от мяча при игре в «выбивного». Внешне же ни одна мышца на лице Германа не дрогнула.
— Может, я неправильно выразился? Давайте попробуем ещё раз. Дело в том, что дереализация – это симптом определённых… скажем так, проблем.
— Говори яснее, парень.
— Что вы знаете о наркотике-головоломке?
Барыга не на шутку рассердился, на этот раз – безо всякого притворства.
— Ты за кого меня принимаешь? У меня честное заведение. Катитесь отсюда, оба!
Герман позволил Лере себя увести. Они вышли на изменившуюся улочку. Оазис всё время перестраивался в соответствии с настроением пользователей. Сейчас над Германом развернулся уютный вечер, убаюкивающий его печали.
— Что я сказал не так?
— Дурачок, да кто так вообще делает? Он же решил, что ты хочешь через него размутиться в реале! – сердито сказала Лера.
— Ты и сама хороша, - неожиданно для себя заявил Герман. – На что он намекал, а? Может, расскажешь?
— На то, что я скопирую эйформулу и буду выдавать за свою. – Лера пожала плечами, как бы подчёркивая абсурдность этого предположения. – Да кто так поступает вообще? Это… Это некрасиво.
— Что именно?
— Понимаешь, цивилы ведь ни на что не способны. Единственный способ для них испытать что-нибудь эдакое – купить эйформулу. Тогда они могут внушать её себе и угощать гостей. Или даже перепродавать, если так было оговорено с создателем. Это бизнес.
Герман чувствовал, что она говорит не всю правду. Лера с неохотой добавила:
— Передирая чужие эйформулы, можно нарваться на проблемы, понятно? Одного парня после таких фокусов обнаружили в заброшенном доме, в фирменной повязке для глаз с лентой Мёбиуса. Сняли её, а у него глаза выколоты! И на лбу вырезана буква «фи». И это только тот, кого нашли. Как… предостережение остальным. Многие просто пропадают.
— Это одна из городских легенд, которые ты так любишь? Типа той, об отрезанной голове, которую включали в розетку, чтобы пела песни?
— Нет, Герман. Городская легенда – это когда рассказывают, что пропавшие выворотни до сих пор где-то в Эйфориуме. В месте или в состоянии, которое позволяет обойти лимит времени, предусмотренный настройками безопасности, и стереть память о прошлом. И что их там подвергают бесконечным пыткам.
— Что за выворотни?
— Цифровые мошенники.
Такой светлый, прекрасный мир – и вдруг насилие, убийства… Вечер обнял Германа за плечи с удвоенной силой.
Лера сказала ласково:
— Ну что ты грузишься? Разве не ты говорил, как тут всё красиво устроено?
Они вышли на главную площадь. В центре, под сенью сенокосца, работал фонтан, разбрасывающийся золотистыми струями. Брызги попали Герману на лицо и губы. Он ощутил оживление и дружескую сплочённость.
— Это шампанское! – догадался он.
— Не исключено. Пойдём, посмотрим?
Они подошли ближе. Игристый и золочённый, воздух вокруг фонтана приятно пощипывал лицо, звенел в ушах. Издалека доносилась игра на скрипке, затихающая, как только Герман прислушивался.
— Ты слышишь?
— Да, - кивнула Лера, - а ты? Что ты слышишь?
— Скрипку.
— А я – музыку с летней южной дискотеки. Потанцуешь со мной?
Она протянула ему руку, затянутую в ажурную перчатку. Герман не умел танцевать, но руку принял и смотрел, как кружится розовый бутон юбки, взлетают кудри и мелькает в клубах белого дыма луч света из кольца блистательной Дамы Треф.
Лерино лицо пересекала кривая улыбка – один угол губ выше другого.
Крепёжные ленты, шурша, упали на пол. Руки сильно онемели. Герман замер, пережидая колючую дрожь. Вдобавок, что-то остывало на бедре. Германа пронзил иррациональный страх того, что близнецы истекают кровью.
Только после того, как Сергей, перевалившись через подлокотник эйфона и едва не упав, поспешил в ванную, закрылся изнутри и встал под душ, Герман понял, что это была не кровь. Его затрясло.
— Ты ведь говорил, что это не по-настоящему. Что это никому не нужно.
Шумела вода. Отражающееся в зеркале и хромированной лейке лицо брата ничего не выражало.
***
— Нам надо поговорить.
Герман сразу понял, о чём пойдёт речь, и ему заранее стало неинтересно и тоскливо, как будто за окном накрапывал мелкий серый дождичек, который не мочит, а только пачкает.
— Это девка слишком много себе позволяет. Мы не обязаны отчитываться перед ней, как проводим свободное время.
— Лера не девка. Она мой друг.
— Друг! – безжалостно рассмеялся Серёжа. – Вот разобьют тебе голову в трущобах по наводке такого друга, будешь знать. Но дело даже не в этом. Ты слишком привязался к ней, Герман. Так не пойдёт.