Собиратель редких девиаций, владелец крупнейшего эротического портала в русскоязычном сегменте Эйфориума… Герман мог бы и раньше догадаться.
— С первого раза – и такая удача! Не просто эйфовый, а один из столпов Оазиса. А ты предлагаешь всё бросить?
— Он опасен. Ты не понимаешь, что делаешь, - вмешался Сергей. – Никуда с ним не ходи, поняла?
Герман в упор разглядывал набивные рисунки на портьере, подражающие фрескам Гойи. Портьера имела воздушную подкладку со вшитыми электродами. Подкладка окутывала Лерины беззащитные плечи и потрескивала.
— Герман, да что с тобой? Да у тебя температура…
Лера прикоснулась к его лбу. Герман отвернулся.
— Ладно, - сжалилась она. – Выходите через заднюю дверь минут через двадцать.
— Мы работаем, - напомнил Сергей.
— А я не работаю? – сверкнула глазами Лера, выпутываясь из портьеры. – Только вас это что-то не останавливает!
Через полчаса Герман вышел из клуба, закурил и подождал, не явится ли следом Марго. Все смотрели бой. Охранники – и те уткнулись в онлайн-трансляцию в клубном чате. Никому не было дела до близнецов, и Герман направился туда, где мелькало в темноте Лерино платье.
Лера каталась на качелях во дворе за клубом. Она раскачивалась, запрокидывая голову, и выплетшиеся из причёски пряди падали за шиворот. Маленькие блёстки светили отражённым светом, отчего платье казалось выдутым из стекла.
— Кто побеждает? – непринуждённо спросил Сергей.
— Сольпуга, - ответила Лера.
— Да ладно? Хорошо, что я не поставил на скорпиона, как собирался. Он ведь бронированный.
— Она его за хвост схватила, и всё… Смотрите, что у меня! – Лера с триумфом повертела исчёрканной салфеткой и вручила её близнецам. – Наплела Балаклавицу, что я детский психолог, и могу по рисунку судить о человеке. Конечно, он захотел проверить. Даже просить не пришлось.
По такому рисунку мог судить кто угодно. С салфетки скалился зверь с полной пастью острого железа.
Мокрый сканер или, как его называли на жаргоне, «морилку» Лера купила на Авито. «Морилка» носила следы былых сканирований – цветной осадок на дне.
Наклонившись над сканером, как ведьма над чаном, Лера бросила рисунок внутрь и пустила к нему царскую водку из среднего горла форштосса. Отблеск скрещённой стали озарил Лерино лицо.
Появившийся на экране приставного стола зверь выглядел карикатурно. Не верилось, что Германа могло бросать от него в дрожь.
— Постарайся не отсвечивать, - сказала Сергею Лера. – Герман, а ты жди у фонтана. Ну, погнали!
Последнее, что увидел Герман перед подключением – как Лера выпотрошила на ладонь лекарственный блистер и открыла банку «Отвёртки».
У фонтана в центре Оазиса к Герману подошла девочка в школьной форме и с волосами, заплетёнными в две косы. Герман не видел здесь раньше детей, да и глаза у неё не были детскими. Они были как оконные провалы в заброшенном здании.
— Ты который из близнецов? – требовательно спросила девочка.
Её голос звучал совсем, как у Леры, но на тон выше. Если это была она, но под маскировочной личиной, то почему задавала такие странные вопросы?
— Я Герман, - растерялся он. – А ты… настоящая?
— А ты? – Девочка впилась в него взглядом и, помолчав, добавила: – Ты-то мне и нужен, Герман. Я Вера. Лерина субличность.
Расфокусировав зрение, Герман увидел раскинутую над ней структуру ауры, но если у Леры она была алая, то у девочки – цвета запёкшейся крови.
— У вас разные идентификаторы! – осенило Германа. – В этом всё дело, да?
— Садись, пять. А если под делом ты подразумевал, что Лера вечно впутывает меня в передряги, то и в этом тоже не ошибся.
— А что тебя не устраивает?
Она так взглянула, что он осёкся: показалось, что из зияющих провалов вот-вот выпрыгнет зверь Балаклавица.
— Я хотел сказать… Ты ведь её субличность и всё такое…
— То, что после насильственного экзорцизма, который почему-то называется лечением, осталась она, а не я, ещё не значит, что со мной не надо считаться, тебе так не кажется? Да и вообще, - рассуждала девочка. – Я смышлёнее. Я аккуратнее. А Лера – злобное туповатое существо, которое за годы жизни в нормальной семье не приучилось даже мыть руки после туалета.
Обидевшись за Леру, Герман буркнул:
— Что же тогда субличность не она, а ты, такая хорошая?
— Блин, ты как старый дед. Может, тебе ещё всю историю болезни пересказать? Других ведь нет тем для разговора!
Тем временем, они пересекли Оазис и через червоточину перенеслись в пустыню, где отыскали место подальше от мигрирующих сервисных зон. Вера достала из рукава свиток с рисунком.
— А вот и наш инвайт. Ну, ты готов? – Вера шагнула к Герману и распахнула объятия. – Иди же ко мне скорее!
Она выглядела не старше одиннадцати. Герман медлил. Он думал о том, как Лера положила голову ему на плечо, заставив сердце биться сильнее.
— Прости, но это странно, - сказал он, наконец. – Ты ребёнок. Я не буду с тобой обниматься.
— А ты хороший парень, да? – Вера опустила руки. – Жалко, что тупой. Спрашивал, настоящая ли я. Ненастоящие тут разве что фантомы в «Саду». И то, они кричат и истекают кровью очень убедительно.
Просияв, будто вспомнила что-то забавное, девочка добавила:
— А ещё я видела тебя в реале. Там у тебя две головы.
Герман внушил ей, что впереди обрыв, и столкнул в него. Вера застыла в воздухе, будто стояла на прозрачной смотровой площадке, а потом споткнулась и непроизвольно бросила взгляд вниз. Пустота вскрылась и просела. Вера ушла под неё, как под лёд, негодующе вскрикнув напоследок.
Герман отменил обрыв, затёр подошвой швы в песке и пошёл прочь. Вскоре послышался весёлый голос:
— Маньяк-убийца!
Вера выглядела помятой, но, встряхнувшись всем телом, как щенок, снова обрела опрятный вид. Повеяло чистотой: кондиционером для белья и горячим паром, а ещё почему-то – новыми книгами, и далёким отголоском той нежности, которую Герман попробовал из белого флакона в лавке Барыги.
— А ты крутой. Внушаешь, - похвалила Вера, но тут же добавила со всей бескомпромиссностью, присущей среднему школьному возрасту: - Но ты поддался на провокацию. Это никуда не годится! Ты так на любую серость поведёшься.
— Предупреждать надо.
Девочка поморщила нос, что придало ей неуловимое сходство с Лерой.
— Думаешь, серость будет тебя предупреждать? Ну да ладно! Пора начинать… Знаешь что, раз ты такой нежный, то вот как мы поступим. Ты пригнись, а я тебе на спину залезу. Не переживай, мне это не нанесёт травму, ха-ха!
Последние слова она договаривала, вскарабкиваясь на Германа. Рисунок вспыхнул у неё в руках, и вокруг разлился красноватый свет. Послышалось невнятное бормотание – Герман узнал голос Балаклавица, но не разобрал слов.
Когда вспышка растаяла, показалось, что инвайт не сработал. До самого горизонта было пустынно, только душный ветер таскал перекати-поле, да сочилась река из трещины в земле. А потом Герман ощутил преходящую тяжесть в солнечном сплетении – признак того, что чувствительность понижается до уровня, приемлемого, например, в публичных пространствах, и поздравил себя с успехом.
Это пространство не являлось публичным. Здесь правила чужая воля. Она навелась на Германа, как лупа, и прицельно обожгла место, откуда он эйфоточил.
— Слазь, - буркнул он девочке.
Вера спустилась на землю, ощутимо двинув Германа в бок. Без внушения в отместку за обрыв тут не обошлось.
Заслоняя небесный свет, в воздухе билось гигантское сердце. Во все стороны от него тянулись сосуды и терялись в подсвеченной красным дымке. Герман увидел прозрачный силуэт лабиринта, который они питали. Невдалеке, разбросав конечности, лежало пронзённое арматурой тело. От него несло, как от мяса, размороженного в жаркий день.