Кивнув на тело, Вера спросила:
— Как тебе?
— С ума сойти можно, - честно ответил Герман.
— Порадуемся, что тут хотя бы не выгребная яма. Надёжнее любой серости, кстати. Хочешь что-то спрятать – утопи в говне. Злоумышленники наизнанку вывернутся, отводя себе глаза, чтобы им не воняло и не пачкалось, а на дело силёнок не хватит. Учти на будущее.
— Зачем? Выворотни не воруют друг у друга.
— Это тебе Лера сказала? Нашёл кого слушать.
Герману начали надоедать эти придирки к Лере.
— Много ты понимаешь! За такое могут серьёзно наказать.
— Но если выворотни не воруют друг у друга, - тонко улыбнулась девочка, - кого и за что тогда наказывают?
Герман не нашёлся с ответом. К раздражению от придирок прибавилось недовольство собой. Его сделала маленькая девочка! К тому же, для успеха дела разум должен был оставаться ясным и чистым, как линза, а Герман снова позволил на эту линзу надышать.
— Давай уже начнём.
— Давай, - согласилась Вера.
Она кивнула на что-то позади Германа. Он не шелохнулся, и Вера в раздражении всплеснула руками.
— Я серьёзно, обернись уже!
Пока они препирались, в карманном измерении материализовалось здание. Максимально обезличенное, серое, оно выделялось лишь тем, что с водосточной трубой сообщался один из сердечных сосудов.
— Ты иди внутрь. Проверь, что там есть интересного. А я останусь здесь. Возможно, хозяин думал о паролях от своих банковских счетов и воспоминание об этом ещё не до конца развеялось, - распорядилась Вера.
Герман вошёл в дом, предусмотрительно расфокусировав зрение, чтобы не пропустить серость. Там царил полумрак. Ни окна, только прямоугольник света, брошенный проектором на стену.
Проектор крутил запись, на которой были близнецы.
От неожиданности Герман моргнул и со всей беспощадностью происходящего увидел себя с братом со стороны. Белые стены стиснули их, белые жалюзи обрушились на окно, снежно-белая кожа девушки таяла под ладонями. Кто сказал, что цвет похоти – красный. Он ослепительно белый, белое солнце, разрастающееся в голове.
Малодушно желая, чтобы всё это оказалось всего лишь ловушкой, Герман скосил один глаз в сторону, не сводя другой с экрана, затем зажмурился и взглянул сквозь опущенные веки. Ничего не помогало, потому что это была не ловушка. Не серость, призванная вытянуть травмирующие воспоминания нарушителя, чтобы его ранить и дезориентировать.
Это была привнесённая в Эйфориум видеозапись с веб-камеры.
Она подошла к концу и сменилась другой, которая сделала бы честь Кукольному театру: цепи, ампутированные конечности. Но у Германа снова и снова прокручивался перед внутренним зрением сюжет с близнецами в главной роли.
— Ну что там? – крикнула Вера с улицы.
Герман опомнился:
— Кажется, нашёл кое-что. Скачиваю.
Он загрузил записи с проектора в облачное хранилище, загодя синхронизированное с эйфоном. Когда из-под ресниц вырвался синеватый всполох в знак того, что скачивание завершено, Герман стёр оригинал без возможности восстановления.
Облегчение не наступило. Оказывается, Балаклавиц не только смотрел, но и снимал. Да, он отдавал себе отчёт в незаконности такой съёмки, раз спрятал запись в Эйфориуме, но где гарантия, что до этого её не посмотрели все его друзья?
Отдалённые раскаты грома прервали размышления Германа. Он вышел на улицу. Вера встревоженно наблюдала, как над прозрачными ломаными линиями, образующими лабиринт, сгущались тучи.
— Что-то тут не то, - поёжилась девочка. – Ты ничего не делал?
— А ты?
— Кто, я? Очень смешно, Герман.
— Раз ты ничего не наделала, то и я тоже. Так, запись стёр.
Он физически ощутил, как напряглась Вера и предприняла безуспешную попытку нырнуть в его переживания.
— Ну, знаешь, как это бывает. Скопировал – удалил. По привычке.
Снова разразился гром, отчего у обоих ненадолго перехватило дыхание, и над карманным измерением разверзнулся купол. Герман с девочкой остались внутри. В леденящей близости от них, по ту сторону купола, собирались фигуры в сером, которые не предвещали ничего хорошего.
Рухнул перерубленный куполом сосуд, отпульсировал, забрызгав кровью Верины ноги, и скукожился.
16.
— Что ты встала?! – закричал Герман. – Валим!
— Интересно, как? Нас заблокировали на выход, если ты не заметил, - огрызнулась Вера.
Герман опешил.
— Как это заблокировали? Совсем заблокировали?
— Нет, это нарушает пользовательское соглашение. Но они могут задержать нас на срок до двенадцати часов по подозрению в несанкционированном доступе к приватным данным. Это тоже есть в соглашении. Хотя… Если бы вы оставили в актовом зале наблюдателя, то он мог бы нас отключить. Но вы же не оставили.
— И какого хрена мы его не оставили, раз это так важно?! – взревел он.
— Вопрос не по адресу, Герман! – рассердилась девочка. – Меня там не было! Но даже Лере хватило ума понять, что так нельзя. Где гарантия, что наблюдатель не сбежит? И это ещё не худший вариант! Ещё наблюдатель мог бы навести на нас серых. Или пробить нам головы в реале, пока мы подключены и беспомощны. А сам бы скрылся с награбленным. Оно же лежит там, снаружи, готовенькое, и ждёт, чтобы им воспользовались. Если ты, конечно, и тут не облажался!
Они посмотрели друг на друга, и пространство между ними наэлектризовалось. Вера первая отвела взгляд.
— Побереги силы. Ты же не собираешься так просто сдаваться?
Герман посмотрел на грубо слепленные из серого гипса маски, отдалённо напоминающие противогазы. Именно так выглядела стандартизированная личина сервисного служащего, одна на всех.
— А… что они со мной сделают?
— Снимут идентификатор. Потом выждут несколько часов, на случай если ты под наркотиками, и снимут идентификатор ещё раз. Сравнят результаты и, не обнаружив различий, скорее всего, признают тебя первичным.
— Это значит, невиновным? – наивно спросил он.
— Это значит – трезвым, идентифицированным правильно! Дальше подадут в головную контору запрос на сравнение полученного айди с входящим из базы данных. Входящие пишутся в базу вместе с информацией о точке доступа, включая её географические координаты.
— Да флаг им в руки, - обрадовался Герман. – Это же им ничего не даст.
— Да-а, ты ещё глупее, чем я думала, - протянула Вера. – Да, они не смогут отыскать тебя… сразу. Но они будут знать, что в Эйфориуме завёлся выворотень. Будут знать твой айди и устраивать на тебя ловушки. И однажды до тебя доберутся. Вычислить нарушителя можно не только технически. Социальную инженерию никто не отменял. Знаешь, какой у них аналитический отдел? Хотя… Лера ведь наверняка тебе напела, что ты особенный и чуть ли не избранный, не так ли?
— Хватит уже о Лере. Лучше скажи, что делать будем.
Вера показала пальцем на серого, который оттолкнулся от земли и подвесил себя на невидимый крюк. Замер. Отмер и, потеряв равновесие, завалился на спину.
— Что за идиот! Пытается войти. Одновременно с репликацией посылает Балаклавицу запрос, а тот не подтверждает.
— Почему? Разве не в его интересах, чтобы нас задержали?
— Дать сервисным служащим доступ в карманное измерение, не присутствуя лично – всё равно, что впустить домой полицейских без понятных. Сопрут компромат и свалят на нас, а он потом всплывёт где-нибудь. Сколько таких случаев… Так что всё, что нам остаётся – это ждать.
Вера создала себе скамеечку и устроилась с удобством. Герман, недолго думая, сел на землю – решил поберечь воображение, которое расходовалось с утроенной скоростью, поскольку воля Балаклавица тут превалировала над прочими силами.
— Давай поговорим, что ли? – предложил Герман. – Скучно же вот так… Ждать.
Вера усмехнулась.
— Подожди, Балаклавиц нас им выдаст, и станет нескучно… Но давай поговорим, я не против. Только, чур, не о Лере! Надоело уже.