— Да кто тебя просит, ты сама только о ней и говоришь, - ответил Герман с досадой. – Скажи лучше – а почему тут действительно нет искусственных людей? Ну, кроме этих, знаешь…
Он кивнул на «Сад», населённый эротическими фантомами.
— Первая причина – этическая. Если в Эйфориуме будут бродить NPC, то рано или поздно кто-то перепутает с одним из них настоящего человека и сделает ему что-то плохое. Или скажет, что перепутал, если ты понимаешь, о чём я.
Герману стало не по себе, хотя в глубине души он понимал, что она права.
— Да брось. Кому это нужно?
— Тому, кто приходит сюда за тем, чего нельзя получить в реале, конечно же. Во-вторых, на оцифровку целой личности потребуется слишком много аппаратных мощностей. Это ведь тебе не пользователь, который существует автономно и подключается через нейроинтерфейс. В-третьих, такую личность нужно сначала вообразить. Придумать характер, воспоминания и вообще, каждое движение её души. Кому это под силам?
— Ну не обязательно же всё так усложнять. Можно вообразить только какие-то базовые характеристики. Воспоминания – это вообще лишнее.
— Вот мы и подошли к четвёртой и главной причине, - весомо произнесла Вера. – Действительно, были случаи создания устойчивых антропоморфных эйформ. В основном, они дорабатывались из реплик и были устроены по типу нейросетей, то есть, способными к самообучению.
Она замолчала, подбирая слова. Герман с нетерпением спросил:
— И что?
— Это жестокая реальность, Герман. Ничего хорошего пользователи сюда не привносят, поэтому таким созданиям нечего было перенимать. Они получались похотливыми, мелочными и агрессивными. А ещё – они умели внушать и были абсолютно неуправляемы, ведь пользовательское соглашение их не останавливало. Это не люди, а гомункулы. Твари.
Почувствовав его настроение, как перемену погоды, Вера предложила:
— Слушай, а давай серых поддразним? А то чё они…
Герман согласился. Совместными усилиями они выдули огромный воздушный шар в форме задницы и отправили его под купол.
Сервисные служащие смешно засуетились и развили какую-то муравьиную деятельность. Они сооружали по периметру купола частокол, утыканный черепами и тыквами, столь же малоубедительными и плохо детализированными, как их собственные лица.
— Ты смотри, отыграться задумали. Хотят перед дознанием прогнать нас через ряд кричал и улыбальников. Эта штуковина, кричало, посылает импульсы, которые нарушитель воспринимает, как самые страшные для себя оскорбления, - объяснила Вера. – А остальным в поле действия внушает смех. И нарушителю кажется, будто все смеются на этими оскорблениями.
Что такое улыбальник, она объяснить не успела, потому что так захохотала, что упала со своей скамеечки.
— Что ты веселишься? – спросил Герман, помогая девочке встать.
Её прикосновение оказалось обнадеживающе тёплым, не то что привычная ледышка Лериной ладони.
— Да ты сам посмотри!
В рядах серых царило смятение. За ними, немного в стороне, стоял человек, у которого не было необходимости скрывать своё лицо под личиной. Герман его сразу узнал.
— Балаклавиц прибыл, - констатировала Вера. – А подойти не может, ведь этот плетень-хренотень его поносить начнёт.
Кое-кто из сервисных служащих выкорчёвывал колья. Остальные забегали, топча тыквы и черепа.
Присев на колено, Балаклавиц играючи поднял купол и поднырнул под него. Купол рухнул у него за спиной, взметнув клубы пара. В них со вспышками появились пять фигур – в подбитых железом берцах, в капюшонах, с замотанными в шарфы лицами. От них стеной шёл жар.
Вера остолбенела.
— Серые тебе внушают? – изумился Герман.
Девочка нервно повела плечами.
— Это не серые, разве ты не видишь? Серых он отпустил. Это – его личные наёмники. И они мне не внушают. Я их сама боюсь.
— То есть как это – отпустил? Пользовательское соглашение…
— Ты что, так ничего и не понял? Плевать он хотел на пользовательское соглашение! Они будут внушать нам боль и страх до тех пор, пока мы не выдадим им своего реального местонахождения, - произнесла Вера дрожащим голосом, который то и дело срывался на крик.
Она побежала в здание. Внушение гнало её в спину, как горячий ветер. Герман бросился следом.
Он разыскал Веру в комнате с потухшим проектором. Девочка сидела в самом тёмном углу, обхватив руками колени.
— Слушай внимательно. Ты умеешь останавливать внутренний монолог? – спросила она шёпотом. Герман кивнул. – Как только нас выведут в публичное пространство, эйфотечение заработает в полную силу. Они будут смотреть, что из тебя выплеснется. Искать зацепки.
«А что будет с Лерой?», - хотел спросить он, но Вера закричала, истолковав его намерение по-своему:
— Обо мне не думай! Судя по тому, что ты со мной не поздоровался, когда я в последний раз вырвалась в реал, вы с Лерой даже ещё не были знакомы тогда! Я ни черта не знаю о том, где мы по-настоящему находимся!
Силой исходящего от наёмников внушения выбило все окна и двери. Германа повалило с ног. От отполз так, чтобы видеть выход, и приготовился к отпору.
На пороге возник человек и пристально взглянул на Германа. Тот почувствовал себя так, будто в глотку вцепились холодные пальцы. Герман внушил наёмнику, что с ним происходит то же самое, что на ампути-видео. Послышались ругательства, и хватка разжалась.
Явились остальные наёмники. Двое из них перекрестили взгляды на Германе, а другие двое, переступив через него, подошли к Вере. Герман почувствовал такую боль в руке, будто её заламывали за спину, и хотя никогда не занимался спортом, отчётливо понял, что мучители со знанием дела внушают ощущения при болевом захвате.
Герман вскрикнул, и почти сразу же завизжала Вера. Наёмники невозмутимо беседовали. Голоса у них были одинаковые и отдавали чем-то механическим, будто всех их озвучивал робот-автоответчик.
— Надо бы тут всё просканировать. Они могли оставить тварей. Девка выглядит знакомой.
— Это мамка твоя, что ли? – последовал насмешливый ответ. – С чего бы ей перед тобой вскрываться?
— Она и не вскрылась. Считай, что я жопой чую. Помните Мрачного? Он тоже работал в паре с девушкой.
На это отозвались сразу трое:
— Мрачный давно отошёл от дел. Говорят, он уехал за границу.
— Вообще не факт, что твари были делом рук Мрачного.
— Хрен с ним, с Мрачным. Давайте с этими заканчивать.
То, с какой будничностью орудовали наёмники – переговариваясь между делом, пугало Германа больше всего. Его рывком поставили на ноги и вытолкали из здания. Беседа, тем временем, продолжалась:
— У Мрачного был опекун. Его-то и надо было тогда брать за яйца.
— Может, ещё его первую учительницу надо было разыскать?
— Не скажи. Отвечаю, он что-то знал. Сами посудите, откуда у больного сироты эйфон?
В присутствии Балаклавица карманное измерение ожило. Разлилась река, и от пронзённого тела перестало нести тухлятиной. Теперь оно насыщенно пахло свежей кровью.
Германа толкнули прямо на купол, и он инстинктивно выбросил руки перед собой, чтобы не удариться. Купол податливо обволок его – и лопнул. На линзу сознания брызнула кровь. В мир вернулись краски и запахи.
Вокруг раскинулась реконструкция первозданного сада, откуда так или иначе происходили все – и куда всякая живая душа стремилась однажды вернуться. На зарослях колючей проволоки расцветали розы.
Герман рванулся из тела к рабочей поверхности. На шее тут же захлестнулась воля не менее, чем троих человек, и швырнула наземь. Один из наёмников безэмоционально занёс ногу – на подошве был начертан знак φ, - и ударил Германа в лицо.
Он из последних сил мысленно потянулся к Сергею, но ничего не почувствовал. Если между близнецами когда-то и была особая связь, то исчерпала себя давным-давно.
— С чего начнём, мужики? Током их ударим? Или подожжём?
Верин страх был тонким слоем размазан под ногами у наёмников.