В комнате застоялась темнота, только фары ощупывали потолок через прорези жалюзи и подслеповато подмигивали. Простыня под близнецами пропотела и сбилась.
— Ты знаешь, - нарушил тишину брат, и Герман вздрогнул, - иногда я не уверен, что всё, что с нами происходит – не продолжение галлюцинаций. Может, мы по-прежнему в фуре у Кукольника и только что выпили отравленный кофе. Или я один там остался. А ты продолжаешь жить без меня. Как всегда мечтал.
Герман прошептал:
— Так не бывает.
— Я уже не знаю, как бывает. Я так больше не могу. Мне нужно какое-то доказательство, что каждый предыдущий день действительно был. Чтобы оно всегда было перед глазами, стоило мне только, не знаю… Помнишь, как Андрей говорил? Посмотреть на руки.
— Андрей много чего говорил.
Странно, но воспоминание о Грёзе не вызвало отторжения. Герман вдруг понял, что скучает, что это с ним давно, а в последнее время он то и дело ведёт про себя разговоры, в которых мужчина оправдывается, а близнецы и хотят, и боятся ему поверить.
С тревогой, как будто заблудился в предрассветном мороке, брат позвал:
— Герман?
— Да?
— Давай собираться. Я кое-что придумал.
Они оделись и вызвали такси. Сергей не помнил адреса, но у него была хорошая зрительная память. Как, впрочем, и у татуировщика, который при встрече посмотрел на близнецов очень выразительно. И это выражение значило отнюдь не «Чего изволите?».
Он ткнул пальцем в написанную от руки бумажку над входом:
— Объявление для кого висит? Приём только по предварительной записи.
— Нам срочно надо. Врачи ведь принимают без очереди с острой болью. Вот и у нас что-то такое, - нагло ответил брат и шагнул прямо на татуировщика.
Тот инстинктивно посторонился, чтобы не соприкоснуться с близнецами, и Сергей вошёл. С прошлого их визита ничего не изменилось, только кушетка была застелена – татуировщик на ней спал.
Прикинув, видимо, что выгнать близнецов выйдет накладнее, чем уступить, он включил лампу, планшет с эскизами и буркнул:
— Где будем бить? Рекомендую на лбу. Прикиньте, как все попутают. Это будет как-то отвлекать внимание от…
— Нет, спасибо. Нам для себя, а не для окружающих, - с холодной вежливостью сказал брат и закатал левый рукав. – Здесь.
— Имей в виду, православным нельзя надписи бить, - заботливо предупредил мастер. – Религия не позволяет. Вы крещёные?
— Понятия не имею. Детдомовские мы. Там вообще крестят?
— Дело твоё. Может, тогда иероглифы? Или на латыни что-нибудь?
Татуировщик намётанным движением переключился на вкладку с Google Translator и приготовился стенографировать. Герман ощутил запоздалое беспокойство:
— А что там насчёт религии?
— Не надо никаких надписей, - перебил их обоих Сергей. – Сделай нам сову. Как в мультфильме «Время приключений».
Дорога, вымощенная жёлтым кирпичом, оказалась совсем не такой, как представлял Герман. Она была разбитая, пыльная, изжелта-серая, как проходящий синяк, но всё-таки привела в волшебную страну, если можно так выразиться.
«Вот так и разбиваются детские иллюзии», - подумал Герман, ступая на территорию Дома Солнца.
Вокруг, насколько хватало взгляда, расплескались маки. Возник двухскатный шатёр цвета выгоревшей травы. Над входом горел золотой символ – солнце в когтях у орла. Тряпичные створки приглашающе трепетали.
После Кукольного театра Герман испытывал к шатрам здоровое недоверие. Но поскольку другого приёма не предполагалось, пришлось войти.
Через стенки шатра проникал рассеянный свет. Пахло так, будто где-то жгли палую листву. Появилось музыкальное сопровождение, как обычно, отдалённое и ускользающее – долгое низкое дрожание попеременно двух струн. Оно наводило отрешённость.
На плетёном ковре по-турецки сидела девушка в хиджабе и рваных джинсах и мастерила куклу-мотанку из длинных небелёных волокон, похожих на эластичные бинты.
— Приветствую тебя, странник, - сказала девушка.
Герман кивнул, и она подняла на него глаза – такие тёмные, что зрачок сливался с радужкой, дурманящие и сладкие, как южное вино.
— Что привело тебя сюда? Чего ты ищешь?
— Скажите, вы слышали о наркотике-головоломке?
Девушка смотрела сквозь него, но Герман знал, что перед её внутренним зрением проносятся десятки наименований и характеристик, идёт напряжённая работа.
— Непростой выбор. Из дальних краёв доходят сказания, что…
Девушка запнулась и продолжила по-человечески, вероятно, цитируя из каталога:
— Механизм действия строго индивидуален и потому не может быть воспроизведён в полном объёме. Но есть два трипа в записи. Ммм… - Она подбросила в голос специй и вновь перевоплотилась из продавца-консультанта в гурию: - Не желаешь ли отведать?
— Для начала я бы хотел посоветоваться.
— Есть человек, чья мудрость настолько велика, что он готов просветить тебя. Он ждёт у выхода.
Это был Кай. Одетый в футуристическом стиле, с глазами, холодными, как лёд, администратор не вписывался в степной колорит Дома Солнца, о чём Герман ему и сообщил.
— Наверное, всё дело в том, что мне в сердце попал осколок дьявольского зеркала, - бесстрастно ответил Кай. – Ты сказок не читал, что ли?
Они шли по полю, и с их приближением маки покрывались изморозью.
— Значит, наркотик-головоломка… Очень сильный диссоциатив. Родом откуда-то из Южной Азии. – Кай неодобрительно поцокал языком. – Вызывает долговременные нарушения памяти и восприятия.
— Это обратимо? – спросил Герман.
— Если говорить практически, то нет.
— Но почему? Ведь любую головоломку можно решить…
— Если знать алгоритм, - закончил за него администратор. – Но ты не знаешь, имеет ли место какой-нибудь алгоритм, то есть, схема приёма. И возможно ли её осуществить раньше, чем наступит мозаичная шизофрения. Проще говоря – не лезь, куда не просят. Но ты ведь, кажется, из тех, кто именно это и любит, а?
У Германа кровь застыла в жилах. Он уставился на администратора. Его аура представляла собой пересекающиеся синие и серебристые линии, подобные кристаллам льда, от которых исходило небесное сияние, заметное невооружённому глазу.
— Не стоит так напрягаться, - успокаивающе сказал Кай. – Любой, кто сюда приходит – наш дорогой гость. Твои личные дела никого не касаются – до тех пор, пока не угрожают безопасности Дома Солнца. Рассказывай, что хотел.
Стараясь не обращать внимания на намёки, вонзающиеся в сердце, как дьявольские осколки, Герман продолжил:
— Мне говорили, что последствия можно одолеть силой воли. Когда я подключаюсь, моя воля достаточно сильна. Думаю, если бы я мог засыпать и просыпаться в Эйфориуме…
— Не лучшая идея. Как ты сможешь быть уверен, что действительно спал, а не внушал себе, что спишь? Полноценный сон это не заменит. Как не заменит полноценный обед воспоминания различных вкусов. Не забывайся. Здесь всё иллюзорно.
— Иногда мне кажется, что ещё чуть-чуть – и я смогу вернуть всё как было, - упрямо сказал Герман.
— Отчасти ты прав. Достоверно известно, что привыкание к этому наркотику – чисто психологическое. В попытках вернуть всё как было, человек принимает ещё и ещё дозу. Подумай над этим.
— Ладно. – Герман остановился. – Сколько я должен?
Смешок Кая прозвучал, как хрустнувший под ногой лёд.
— За что? Лучше скажи, что я могу для тебя сделать. Хочешь, накурю тебя?
— Не надо, спасибо.
Проводив Германа до границы с публичным пространством, Кай произнёс на прощание заученную фразу:
— И помните, дорогой гость, если у вас вдруг возникнут желания, от которых вы не сможете отказаться – Дом Солнца к вашим услугам.
19.
Муниципальные власти действительно заинтересовались Елисеевым. Проверив его областную вотчину и не обнаружив там ничего, кроме халатов, полотенец и унылых залежей того, что Сергей называл «базовым гардеробом», они выделили средства на реконструкцию фабрики, но – взамен на бремя управляющего этим кадавром текстильной промышленности.