Сбитый с толку, Герман с размаху вляпался в очередное законсервированное воспоминание, уже не такое светлое.
Увиделась карусель – деревянное осьминогое чудище с зазубренной улыбкой, которое покоилось в куче щебня, как будто взрыло асфальт и высунулось из канализации. Верхом на щупальце в поле зрения въехал мальчик лет десяти, с лопнувшими сосудами в глазах, отчего те казались лиловыми... Воспоминание оставило Германа, вызвав удивление, любопытство, зарождающуюся привязанность – и горечь, потому что это уже было и закончилось тяжело.
А следующим, что увидел Герман, был двор детского дома. Ложились крест-накрест тени ив. Светло-русая, выгоревшая на солнце трава пробивалась из-под асфальта. Сиамские близнецы играли в карты. Один из близнецов поднял глаза, и в них зажглись запрещающие сигналы…
Герман тряхнул головой, прогоняя наваждение. Он начал кое-что понимать. И когда понял до конца, то закричал не своим голосом:
— Вера! Иди-ка сюда!
Девочка возникла перед ним, но прежде чем успела о чём-то спросить, Герман отрезал:
— Мы ничего тут не тронем. Это – карманное измерение Андрея Грёз.
Он осёкся, ощутив невесомое движение её воли, будто Вера попыталась задёрнуть перед Германом штору.
— Ты знала! Знала и ничего мне не сказала!
— И дальше что?
— Ах ты противная девчонка! Я тебе сейчас жопу надеру, и узнаешь, что! – рассвирепел Герман и бросился за ней.
Поймать её оказалось не так просто, как Леру. С закладывающим уши визгом Вера отбросила реплику, как ящерица хвост, и перенеслась на метр вперёд, и так несколько раз, пока не выбилась из сил. Натыкающийся на пустые оболочки, чихающий от воспоминаний Грёза, которые лезли в глаза и в горло, Герман настиг девочку у примятого холма и повалил на траву.
Вера взвыла и отпихнула его ногой в белом кроссовке, целясь в пах. Затем вскочила и обрушила на Германа град ударов маленьких кулачков.
— Ты мне не начальник! Ты мне никто! – Она отступила, тяжело дыша – дрожащая, маленькая, жалкая. – Я буду делать то, что скажет Лера. Я терпеть её не могу, но буду слушаться. Потому что я хочу жить. Хотя бы так, иногда… я всё равно хочу!
— Это ничего не меняет. Сегодня наше последнее дело.
— Ты врёшь!
Герман рассмеялся ей в лицо:
— Ты же выворотень. Ты прекрасно понимаешь, что я говорю правду. Скоро ты вернёшься в пробирку, из которой взялась, маленький невоспитанный джинн.
Округлившимися глазами Вера уставилась на что-то у него за спиной.
— Ну хватит уже, - с раздражением сказал Герман. – Ты же не думаешь, что я на это поведусь?
— Беги! – неожиданно взрослым голосом воскликнула девочка, и на них обрушился шквал чужой злой воли, пробирающий до костей.
Герман бросился в сторону – промелькнуло искажённое от ужаса лицо Веры, закрывающей уши руками, - упал на землю и быстро перекатился на спину. Он увидел, как от холма отделяется силуэт, точь-в-точь повторяющий очертания примятой травы.
— Тварь! – прокричала Вера.
Из-под её ладоней сочилась кровь.
Стремительно обретая плоть и краски, тварь повернулась к Герману. В глазницах плясало газовое пламя. Взгляд ненадолго стал осмысленным, как будто от лица твари ненадолго посмотрел кто-то другой. Приник, как к дверному глазку, и сразу отодвинулся.
По спине побежали мурашки. Герман понял, что тварь не имеет ни чувств, ни воображения, а следовательно, её не за что зацепить, чтобы отвести глаза. Внутри у твари сидел, как осколок, один лишь непрерывно функционирующий вредоносный алгоритм.
И тут явился Грёз.
Конечно, Эйфориум сберёг его инкогнито. Герман увидел перед собой приятного, располагающего, но незнакомого мужчину, к которому тут же прильнули солнечные лучи и стали гладить по лицу и рукам. Но чувство облегчения, которое он вызывал, осталось прежним – и Герман готов был поклясться, что мужчина не специально его внушал.
Грёз посмотрел на взломщиков. Перевёл взгляд на тварь, будто прикидывая, с кого начать, и властно поднял руку. С небес пала молния.
Тварь рывками ринулась прочь, исчезая и в ту же секунду появляясь спустя несколько метров – совсем, как до того Вера. Только теперь пространство тянулось и рвалось, и обращалось в обугленное ничто.
— Уходим!
— Мы должны ему помочь, - произнёс Герман.
Он в растерянности наблюдал, как объятая лиловым пламенем тварь уничтожает карманное измерение, как обугливаются холмы и рвутся серебряные нити, на которых они держались.
Молния сверкнула ещё раз. Германа накрыло взрывной волной. Это концентрическими кругами расходилась чёрная воля твари.
— Ну пожалуйста, Герман, давай уйдём отсюда! – теряя голову, закричала Вера.
Грёз изумленно обернулся. Он тоже это слышал.
Последнее, что успел подумать Герман, прежде чем ускользнуть туда, где безопасно – о сегодняшнем инвайте, который определённо являлся наброском аэрографии с машины Грёза.
21.
Приближался Хэллоуин. В «Сне Ктулху» царила предпраздничная суматоха. Разучивались трюки и плелись козни. К Серёже обращались за рекомендациями по стилю, и брат никому не отказывал, хотя Герман не понимал, как можно подчеркнуть достоинства и скрыть недостатки в том случае, когда они взаимозаменяемы.
Сергей был очень задумчив в эти дни. И поскольку его чувства по-прежнему оставались для Германа тайной, он мог только строить предположения.
Вдруг брат каким-то непостижимым образом узнал, что они пытались ограбить Грёза?
Эта мысль не покидала Германа. Он слонялся из угла в угол, чтобы затеряться в темноте, но светодиодный бейдж на воротнике и россыпь свечей на наростах канделябров не давали этого сделать. Когда в левом кармане завибрировал телефон, Герман успел накрутить себя до такой степени, что едва не заорал от напряжения.
— Кто там опять тебя хочет? – спросил он, переведя дыхание.
— Это по работе, - ответил Сергей. Он держал телефон, как карты – чтобы Герман не мог заглянуть. – Ольга.
Вице-мисс Пятигорск находила неудачным свой новый образ, а именно, цепи и ремни, обвивающие руки до самых локтей. Сергей показал её аргументы: во-первых, оголённые запястья – это сексуально, во-вторых, подумают, что она скрывает следы попытки суицида.
Герман в замешательстве посмотрел на Серёжино отражение в экране. Брат подмигнул ему и туманно напечатал: «В этом вся суть…».
Ответ последовал незамедлительно: «В чём?? Можешь объяснить нормально((».
«Не вопрос. Приезжай в мой офис, и я тебе всё объясню», - настучал Серёжа.
Ольга потребовала адрес.
— То ли сила печатного слова преувеличена, то ли мой великолепный сарказм уже не тот, - задумчиво произнёс Сергей и скинул ей геометку «Сна Ктулху».
— Она не пройдёт фейс-контроль, - зачем-то сказал Герман.
— Не пройдёт фейс-контроль? Лисицкая? – надменно переспросил брат. – Она просто не приедет. Погуглит адрес и поймёт, что я стебусь.
Тем не менее, минут через сорок в комнату отдыха, где девочки пудрились, парни курили, а Сергей разукрашивал доску объявлений хулиганскими рисунками, сунула голову Марго и крикнула:
— Шапура!
— Чего? – отозвался Герман.
После их неудавшегося увольнения менеджер разговаривала только с ним, а брата игнорировала. Но сейчас Марго посмотрела на Сергея и, переступив через себя, сказала:
— Тебя спрашивают. Женщина.
Женщинами Марго называла остальных особ женского пола, особенно тех, которые были моложе и привлекательнее неё самой.
— Между прочим, у нас перерыв. Ещё семь минут.
— Ты когда-нибудь перестанешь умничать и качать права? Послушай, она, похоже, при деньгах. Пусть купит тебе пожрать. Расскажи ей что-нибудь жалостливое.
— Может, мне ещё и ноги ей целовать?
— Да, блин! Да, если так будет нужно!
Марго завела свою любимую пластинку: кому ты ещё нужен, единственная возможность, такая неблагодарность. Сергей слушал-слушал, а потом взял менеджера под локоть и сказал проникновенно: