Свечин жестом пригласил следовать за ним в смотровую.
— Наделали вы дел, парни, - говорил он. – Мы все очень беспокоились, когда узнали, что вы у Гастролёра. Надеюсь, оно того стоило.
Не вписавшись в дверь, Герман чувствительно ушиб плечо и поморщился.
— Я хочу сказать – навряд ли Гастролёр обеспечил вам надлежащее медицинское сопровождение, не так ли?
— Вы так говорите, будто мы больные и неполноценные. А мы не такие.
— Вы не такие, - то ли согласился, то ли передразнил Свечин. – Садитесь, мне надо взять у вас анализ крови…
Когда пришёл Грёз, близнецы были до пояса перемазаны липким гелем. В волосах у Германа тоже высыхал гель. Увидев насквозь их сердце и всё внутренние органы, теперь Свечин делал Серёже УЗИ головы.
— Андрей, да ты всю грязь с улицы притащил! Это всё-таки медицинское заведение. Ты хочешь, чтобы уборщица пожаловалась, и у меня были проблемы? Пойди и купи бахилы, - сказал доктор.
Стоило Грёзу выйти, он обратился к близнецам:
— Я обнаружил у вас обоих следы кровоизлияния в мозг. Понимаете, что это значит?
Его голос звучал, как опадающая мёртвая листва. Свечину было плевать, сдохнут близнецы или останутся жить. И хотя плевать на это было многим, почему-то именно сейчас Германа пробрало до костей.
Доктор подтолкнул к краю стола упаковку бумажных полотенец, чтобы близнецы вытерлись, и буднично продолжил:
— В последнее время у вас усилились головные боли. Рвота, шум в ушах. Нарушение координации, особенно по утрам… Я прав?
— Ну допустим, - ответил Герман оборонительно. – И дальше что?
— Если за время побега с вами произошло что-то, что вы хотели бы скрыть… особенно если хотели бы скрыть, - подчеркнул Свечин, - сейчас самое время об этом рассказать.
Близнецы молча вытирались, и тогда он добавил с нажимом:
— Я специально попросил Андрея выйти. Но можно подождать, пока он вернётся. И поговорить при нём, если вас так больше устроит.
Поколебавшись какое-то время, Герман спросил:
— Вы когда-нибудь слышали о наркотике-головоломке?
— Боже, Герман! Что вы натворили? – в сердцах воскликнул доктор. – Я же предупреждал!
Он замер, повернувшись к близнецам спиной. Прошло несколько мучительно долгих минут, на протяжении которых Герман прислушивался к звукам из коридора – не вернулся ли Грёз.
— Вы не скажете ему, - произнёс Герман, когда тревога достигла высшей точки. – Не скажете ведь?
— Конечно, мне не хотелось бы действовать за спиной у друга, - отозвался Свечин, - но я всё-таки доктор… Я помогу вам. Но вам придётся рассказать мне всё, что я посчитаю нужным. В том числе, про ваш опыт использования нейрокомпьютерного интерфейса. Да-да, Герман, не делай такое лицо. Я видел гнездо. Но Андрею – ни слова! Это в ваших же интересах. Если он выставит вас вон, то я уже ничем не смогу помочь.
На следующий день Свечин пришёл к близнецам, и они всё ему рассказали. Им ничего больше не оставалось.
Когда Андрей спросил у близнецов, не хотят ли они пожить одни, Герман думал, что речь об отдельной комнате. Но Грёз привёз их в квартиру-студию на другой стороне бухты, в городе.
Герман не заметил, чтобы кроме них в доме кто-нибудь жил. Только на первом этаже работали какие-то офисы. Как объяснил Андрей, здание имело наклон и сдвиг фундамента, и после того, как стало очевидно, что оно никогда не пройдёт приёмку, а так и будет стоять, пока не упадёт, Грёзу удалось купить здесь квартиру по символической цене. Электричество он протянул из одного из офисов, а вода поступала из накопительного бака в подвале.
Конечно, Герман догадывался, что Грёз недоговаривает, что не всё так просто, иначе все бы заселялись да жили. Но вникать не хотелось. Потому что посредине студии стоял эйфон – серебристый, сияющий, только замок на приставном столе перебит, и один из фи-блоков – вырван с мясом.
— Номера доставок и такси я вам сбросил, - сказал Андрей напоследок. – Звоните, если что понадобится. Или если закончатся деньги.
Денег хватало. Герман же достаточно наворовал, а обременять никого не хотелось. Но близнецы не звонили Андрею по другой причине. Тот и сам приезжал почти каждый день. Учил Германа водить машину по заброшенной взлётной полосе, под бледным осенним небом. Они много разговаривали – ни о чём и обо всём. Это напоминало самое начало их знакомства.
Но они никогда не говорили о том, что произошло со дня побега. Что думал об этом Андрей – неизвестно. А заглянуть ему в глаза всегда было непростой задачей.
Наконец, он повёз близнецов в гости. Имелся повод – Ян уезжал на подготовительные курсы в университет. Уезжал надолго, может быть, навсегда – в тот же город, из которого недавно вернулись близнецы.
Они долго гуляли по пляжу, не решаясь войти. Брат показывал Елисееву море по видеосвязи. Тот взирал с брезгливым любопытством, окончательно разуверившись в том, что Сергей решил его кинуть. Шуре, наверное, казалось невообразимым, что можно кинуть кого бы то ни было ради «нашего юга». Разве что с намерением утопиться.
Андрей наблюдал с крыльца, как они бродят по берегу, наводя глазок камеры на серую воду в окружении голубых гор. А потом из дома Грёз, устав ждать, высыпали ребята и с радостными криками окружили близнецов. Совсем как раньше, будто они и не уезжали.
Вот парк, где они пугали людей. А вот лестница, на которой Сергей толкнул Грёза когда-то. Если хорошо постараться, то можно представить, что всё по-прежнему.
Но это будет не то. Не по-настоящему.
Может, в доме Грёз ничего не изменилось, но близнецы теперь были другими. Герман уж точно. И он, бесповоротно другой, с растерянностью понял, что ему нечего рассказать людям, которые ему рады.
Как нельзя кстати пришёлся брат. Он не дожидался, пока начнутся вопросы – стал рассказывать сам, непринуждённо огибая сомнительные эпизоды их биографии. Показывал то татуировку, то фотографии моделей в телефоне.
Серёжина версия событий выглядела даже симпатично. Герман расслабился. Ему и самому ненадолго показалось, что близнецы не сбежали, а вроде как отлучились по делам, как вдруг по мозгам ударила отчётливая мысль: «Интересно, а про нас они тоже старались не вспоминать, как про этого Глеба?».
Стряхнув оцепенение, Герман извинился и отошёл. Его тянуло в бывшую спальню.
Он остановился на пороге и обвёл её затуманившимся взглядом. Конечно, стены давно были не мягкие – после наводнения они так воняли сыростью, что их спороли. Но в остальном тут царил тот же кавардак, как будто близнецы вышли всего на пять минут…
— И снова здравствуйте, - произнёс скрипучий голос. – Нагулялись?
Герман вздрогнул. В груде тряпок на кровати он узнал Гену – так в мешанине стереокартинки проступают вдруг очертания. Только сейчас Герман понял, что Гены не было среди встречающих, и почувствовал укол стыда. Но не сильный.
— И тебе привет, - ответил Сергей. – Только знаешь что? Давай ты сначала выздоровеешь, а потом ссорьтесь сколько влезет. Только не поубивайте друг друга. Я всё ещё немного завишу от самочувствия Германа.
— Дурак ты, Серёжа. Неглупый парень, и всё равно дурак. Я никогда не выздоровею, ты ещё не понял?
Выглядел Гена плохо. Гораздо хуже, чем в последнюю встречу. Вот и доказательство того, что всё изменилось, как бы ни казалось на первый взгляд.
— Ну, нас с братом тоже никак не разделить, - нашёлся брат. - Что ж теперь, усраться, что ли?
Слишком маленькие для крутого лба глазки Гены смотрели со скукой.
— Дайте воды, - попросил он.
Близнецы наполнили чашку из стоящего на подоконнике графина и напоили Гену, поддерживая под тяжёлую голову. Герман впал в глубокую задумчивость, кое-что нащупав у Гены на шее.
Входное отверстие нейроинтерфейса, косметически затянутое лепестком искусственной кожи.
23.
Дни мелькали, как перевёрнутые страницы скучной книги.