Тот ответил, не задумываясь:
— Во дворе детского дома, где мы жили. О, да это же наша карусель!
Корявый осьминог скалился во льдах. Гена подбежал к нему, то исчезая, то появляясь снова, и у Германа зарябило в глазах.
— Толкните меня! – крикнул Гена.
— Серёга толкнёт нас обоих, - сказал Герман и оседлал соседнее щупальце.
Тронулись. Гена засмеялся, и ненадолго Герман увидел парня, которым тот мог бы стать, если бы его не поразила болезнь.
Карусель описала последний неохотный круг и остановилась. Мир застыл вместе с ней – деревья, отражения и блики на льду. Ни ветерка, ни шевеленья. Герману стало неуютно.
— Расскажи о своём друге, - попросил он. – Каким он был, когда вы здесь жили? Может, в детстве у него было какое-нибудь прозвище?
— Было, только я так его не называл. Обморок. Это потому что…
— Очень уж он был болявый, - шёпотом закончил Герман. – Прости, но здесь нет твоего Глеба. И больше не будет.
Гена изменился в лице. Он соскочил с качели, будто кто-то толкнул его в спину. Кулаки сжимались и разжимались.
— Ты снова начинаешь? А я, дурак, подумал…
— Гена, нам пора. Не уверен, что здесь безопасно.
— Что ты такое говоришь? Глеб никогда не причинит мне вреда. Он же мой друг! Я знаю, что он где-то рядом, я сразу это почувствовал. Я никуда не пойду, пока его не увижу.
Едва он успел договорить, как на землю пала тень взгляда, в котором было что-то окончательное. Герман узнал эти глаза, синеву в ореоле лопнувших капилляров. Такие глаза были у твари, разгромившей карманное измерение Грёза. Теперь они открылись в небе.
Гена помахал другу рукой, так и не заметив, что тот ему не рад. Он жёг их своим вниманием, словно насекомых через увеличительное стекло. Собственно, такими они Глебу, склонившемуся над рабочей поверхностью, и казались с той стороны экрана. Лёд кипел, подошвы проваливались, поднимался мертвенный пар.
А потом небо разбилось.
Герман поднял голову со сгиба локтя и увидел над собой Свечина. Штекер валялся на полу.
— Какого хрена вы здесь делаете, доктор?
— У меня к тебе тот же вопрос, Герман, - рассерженно ответил он и отошёл к Гене.
Бледный, орошённый потом, тот сидел на матрасе и тяжело дышал. Хрипы усилились, температура опасно поднялась – даже на расстоянии чувствовалось, как от Гены исходит жар.
Сергей перевернул валяющийся на приставном столе телефон экраном вверх. Герман увидел исходящий звонок Свечину, который длился несколько минут.
— Это я набрал доктора, - сказал Сергей. – Надеялся, что он послушает наши разговоры и обо всём догадается. Как видишь, это сработало. Извини, но я должен был что-то сделать.
Герман нажал кнопку восстановления на мокром сканере – слил кислоту и создал благоприятную среду для нанитов, выбрав режим aqua tertia. Наниты размножились в марганцовом растворе, реконструировали из осадка на дне обрывок ткани, высушили и подали наружу.
Герман забрал его и, пошатываясь, пошёл к выходу. Гена поймал близнецов за руку. Герман протянул ему обрывок с надписью, но Гена зашептал:
— Ты тоже видел Глеба? Мне ведь не показалось, правда?
— Я видел.
— Как классно, Герман! – с облегчением ответил Гена, привалился к стене и закрыл глаза.
Через неделю он умер.
***
Гену хоронили вечером. Часы работы кладбища истекли, но для Грёза сделали исключение.
Небо, тёмно-серое с красным подтоном, отбрасывало тень. В тени тлела россыпь праздничных огней.
Не то чтобы Герман горел желанием встретиться с пресловутым Глебом лицом к лицу, но в глубине души рассчитывал, что тот приедет на похороны. Заметив, как вокруг все переглядываются, как они перешёптываются, как воздух накалился и дрожит, Герман обернулся, точно зная, кого увидит.
Он ошибся. Это была Лера. Похудевшая, вся в чёрном, будто нарисованная простым карандашом, она сливалась с надгробьями и изломанным лесом на небесно-тёмном фоне.
Герман подошёл к ней и сказал громким шёпотом:
— Что ты тут стоишь? Подойди.
Лера вскинула на него благодарный взгляд.
Остальные расступились перед ней, будто она была заразная. Лера приблизилась, потянулась было к украшенному цветами и лентами Гене, но в последний момент спрятала руку за спину и отступила.
Когда земля сомкнулась над Геной, и всё было конечно, Герман и Лера ушли вперёд. Иллюзия уединения под перекрёстными взглядами. Лера попросила закурить, смерив загнанным взглядом расстояние до ворот.
— Рада, что нам удалось увидеться, - сказала она. – Меня бы и сюда не пустили, но испугались, что я психану, и будет хуже.
— Слушай, но нельзя же так – человека взаперти держать. Может, ты от этого и болеешь, не думала об этом?
Она не отвечала, только жадно затягивалась, словно кто-то мог отнять у неё сигарету. С чистыми волосами и в одежде по размеру Лера выглядела гораздо лучше, но её взгляд перегорел. Она была и похожа, и не похожа на себя. Как реплика.
— Помнишь, что я предлагал? – негромко спросил Герман. – Я от своих слов не отказываюсь. Только дай знать, если передумаешь
— Не всегда бегство – это решение проблем. И что-то мне подсказывает, что ты об этом прекрасно знаешь.
Герман отвернулся, но Лера схватила его за подбородок и заставила на себя посмотреть.
— Мы очень похожи, я сразу это поняла. Поэтому говорю, как есть. Такие, как мы, всегда будут жить кое-как. Подводить всех, кто к ним привязан. И никакое бегство это не исправит, к сожалению. Эйфориум – это тоже бегство. Не будет его – появится что-то другое. Всегда есть что-то ещё. – Она издала хриплый смешок, и изо рта вырвалось немного сигаретного дыма. – Тяжёлые наркотики, деструктивные секты. А потом одного из нас прибьют или посадят, и жизнь окончательно утратит смысл. Так зачем даже пробовать, если итог известен заранее? Мне очень жаль, Герман.
Лера погладила его большим пальцем по щеке и отпустила. Щелчком отбросила окурок.
— Ладно, я побежала, а не то такое начнётся… Я наберу тебя, как смогу. Только номер не меняй, ладно? Хорошо?
Андрей поехал вперёд на своей машине, чтобы проверить, всё ли готово для поминок, и копившаяся неприязнь, наконец, прорвалась.
— Откуда она узнала? Нет, вот откуда? – возмущалась Альбина и поглядывала на Карла, который в её глазах был главным подозреваемым.
— Ну, я ей сказала, - хмуро откликнулась Марина. – А тебе больше всех надо?
Она осталась со всеми дожидаться, пока подадут автобус. С дочкой Грёза Альбина пререкаться не осмелилась, но тут Серёжу угораздило спросить, о чём речь.
Взяв близнецов за локоть, Альбина отвела их в сторону и принялась втолковывать, что Лера эта пропащая, Андрей для неё столько сделал, а она отплатила чёрной неблагодарностью.
— Когда он нашёл Гену, она чуть ли в ногах не валялась – не смогу без него, он мой лучший друг! Андрей её пожалел, пристроил в семью…
— Подожди, так Глеб и Лера – из того же детдома, что и Гена, получается?
— По мне, так пусть там бы и оставались! – со злостью ответила девушка. – В общем, не знаю, что там за дружба была такая, только Лерка таскалась сюда совсем не к Гене. Она с Глебом шушукалась по всем углам. А после того, как Глеб уехал, нагрянула полиция. Лерка от всего открестилась, сказалась больной, а Андрея долго не оставляли в покое. Так ещё Леркины опекуны приходили, орали, мол, испортили им девочку, надо проверить, не секта ли тут.
Глаза Альбины заблестели. Она зашла на второй круг обвинений – и человек Лера конченый, и хватило же ей наглости явиться, и так далее. Серёжа скучающе перебил:
— Ты всё сказала? Мы тогда пойдём. Мне девчачьих разборок и на работе хватает. Думал, что отдохну – так нет, тут то же самое.
И, сокрушённо качая головой, брат проследовал в автобус.
— С каких пор ты защищаешь Леру? – полюбопытствовал Герман.
— Никого я не защищаю. Некрасиво это – поливать грязью за спиной, вот и всё. Но не мог же я так и сказать. Альбина бы не поняла. Даже ты не понял, хотя это очевидно.