Грёз переглянулся с близнецами. К его щеке прильнул солнечный луч, непонятно как затесавшийся в хоровод, который водила зима. Солнце, смазанное пятно за плечами, объединилось с сошедшим с берега туманом. Надо льдом стоял густой карамельный свет.
На вмёрзшей в залив береговой линии, которая выделялась как основание торта под слоем желе, близнецы нашли коньки со звёздами на голенищах.
Палочник укрылся на каменистом клочке берега и сидел так неподвижно, что голуби стучали клювами у его ног. Температура опустилась много ниже нуля, а у Палочника даже не было шапки. Казалось, подуй ветер – и растущие дыбом волосы, лёгкие и почти прозрачные, облетят, как одуванчиковый пух. Заволновавшись, Сергей ускорил шаг, но Палочник поднялся ему навстречу, расстегнул ремни эргорюкзака и передал близнецам Волчонка.
Сутулый силуэт, застывший в ореоле бьющего в глаза света, как муха в янтаре, ещё долго не выходил у Сергея из головы.
В подсказанном навигатором местечке, удачно укомплектованном придорожными биотуалетами, так что поворот не просматривался, Грёз съехал с трассы, чтобы проверить, нет ли погони.
Сергей положил ребёнка на сидение, развернул и рассмотрел со всех сторон. Ничего странного или пугающего, если не считать расселину рта. Просто человечек, только очень грязный.
— Считайте меня кем хотите, но я согласился его забрать только для того, чтобы отвлечь Гастролёра, - сказал Андрей.
— Вот видишь, как удачно совпало, - благосклонно заметил Серёжа. – Ты лучше скажи, почему не рассказал ему всё как есть?
Он, как мог, укутал Волчонка – свободные концы тряпок торчали отовсюду – и вернул в эргорюкзак.
— Если бы я дал ему понять, что знаю о расписке, то он заподозрил бы нас в сговоре, - объяснил Грёз, заводя машину. – А так он думает, что проблема лишь в том, что я ему не верю, и вы тоже будете мне врать, что ничего не писали. Если бы он догадался, что подпись поддельная, то не позволил бы нам так просто уйти, это точно. Так что переполох нам на руку.
«Вот только теперь к нашим преступлениям добавилось похищение», - подумал Сергей.
Спустя какое-то время ровное дыхание брата защекотало щёку. Убаюканный ездой, монотонной речью Андрея и тёплой тяжестью Волчонка, Герман задремал. Сергей бросил взгляд в зеркало и увидел, что лицо брата разгладилось. Обычно он спал, как часовой на посту – даже сквозь сон Сергей не переставал ощущать сковывающее Германа напряжение.
Выходит, подействовало?
— Почему ты тогда приехал за нами к Кукольнику? – спросил Сергей.
— Ну, ты оставил свои пуговицы, - рассеянно ответил Грёз. – Так я понял, что, по крайней мере, один из вас не собирался уходить навсегда.
Серёжа ощутил растущую благодарность, которая распирала его изнутри.
— Андрей…
— Не надо, - отрезал тот и стиснул руль до побелевших костяшек.
— Послушай…
— Не говори ничего. Что бы ты сейчас ни сказал, меня это в любом случае огорчит. Стоит ли начинать?
— Почему ты не хочешь просто выслушать? – с досадой спросил Сергей.
— Да потому что ты был прав насчёт меня, парень! Ошибся лишь в одном – что решил, будто я собираюсь демонстрировать вас за деньги. У меня был другой расчёт.
— Наш идентификационный химеризм, - сказал Сергей и удивился тому, что смог это выговорить. Что вообще смог это вспомнить.
— Верно. Я был настолько одержим своей целью, что… Короче, неудивительно, что в конечном итоге у меня не осталось ничего, кроме неё. Есть в этом какая-то высшая справедливость, не так ли?
— Не знаю. Нет. Ты заслуживаешь того, чтобы у тебя всё было хорошо, - волнуясь, сказал Серёжа.
На лицо Грёза наползла тень. Он отогнал её взмахом ресниц.
— Не-а, не заслуживаю я ни черта. Вас я тоже не заслуживаю. Я видел, какая сумма указана в расписке. Она совпадает с той, что поступила на мой счёт от анонимного благотворителя вскоре после вашего побега. Только одного не могу понять – если вы с самого начала собирались мне помочь, зачем тогда было пытаться меня грабить?
25.
Грёз подвёз близнецов к театру, где сегодня стартовала Неделя моды, пожелал удачи и отправился на квартиру, снятую Лерой, которая приехала несколькими днями раньше. Герман с тоской проводил машину взглядом.
Тоска тут же встретила радостное, фонтанирующее сопротивление. На близнецов налетел Шура Елисеев в ослепительно-белой рубашке с манжетами, испачканными пеплом. Присмотревшись, Герман понял, что это нарочный фабричный окрас. В руках у Шуры была заткнутая полотняной салфеткой бутылка шампанского.
— Какой же ты красивый, засранец, - с восторгом сказал Герман. – Ненавижу тебя!
— Как вам тачка? – довольно спросил Шура.
Он кивнул на припаркованную у театра машину, новенькую, японскую, цвета морской волны – не банального сине-зелёного оттенка, который обычно впаривают под этим названием. Нет, цвету хватало прозрачности и глубины, и электрические отражения плыли по нему, как огни с другой стороны бухты. Имея такого брата, Герман кое-что понимал в цвете.
— Это я купил! В кредит.
Герман в замешательстве посмотрел на Елисеева, на машину и снова на Елисеева.
— Тебе дали кредит?!
— Это же автокредит. Их всем дают, - небрежно ответил Шура.
— Просто понимаешь, когда мы только познакомились, ты даже ногти на правой руке сам не подстригал, это делала Даша. Потому что раньше этим занималась твоя личная маникюрша, и ты не справлялся. И вот – ты берёшь и покупаешь машину!
— А что, дела идут так хорошо? – вмешался Серёжа.
— Идут, да, - расплылся Шура в мечтательной улыбке.
— Что ж ты молчал, я весь извёлся!
— А надо было, чтобы ты забрал свою долю и уже не вернулся? Ага, сейчас! Клянусь, ещё раз вздумаешь смыться, и я все твои шмотки отправлю на помойку. Даже то, что сам ношу, - Елисеев рванул рубашку на груди в знак серьёзности намерений, - сниму и швырну тебе в лицо!
— Для этого тебе придётся раздеться полностью, - заметил брат.
— И разденусь! Что, думаешь, мне слабо?
— Только не здесь, пожалуйста. Представь, что о нас подумают.
— Подумают они… Как будто в этом городе кто-то умеет думать, кроме тебя, - фыркнул Шура, и его передёрнуло от холода. – Ой, пацаны, я сейчас околею. Пойдём скорее, а? Тем более, там давно всё началось.
Вход охранял мужчина в форме. В его глазах и углах рта, стиснутого так сильно, что не видно было губ, таилось снисходительное безразличие. Кого только охранник тут не повидал, близнецы его не удивляли.
Сергей отдал ему оба телефона и прошёл через рамку металлодетектора. На его зов отозвался разъём нейроинтерфейса, и охранник проверил его наличие. Наконец, на запястье появилась ультрафиолетовая печать, допуская близнецов в благоуханные чертоги.
Здание театра пахло, как разворот женского журнала, и ошеломляло размерами. Казалось, крикни в глубину этих высоких коридоров – и эхо выбьет окна изнутри. По холлу стлалась музыка, просачивающаяся под двери зала, где шло дефиле.
Шура отвёл близнецов в гримёрку.
— Ой, мамочки! – крикнул кто-то, и раздался визг радости.
Он оглушил и сразил Германа. Раскинув полные руки, надвигалась Даша. Елисеев и исполнил несколько танцевальных па, едва не разбив одной из моделей лицо бутылкой. Шуру поймали и усадили в кресло для сушки волос, которую он немедленно включил, чтобы согреться.
— Даже не знаю, чему я рада больше, - прочувствованно сказала Даша, расцеловав Серёжу в обе щёки, - что снова вижу тебя или что мне больше не придётся руководить этими стервами.
— А мы-то как рады, - послышался вредный голосок Ольги.
Она сидела в стороне от всех, вполоборота к зеркалу, и поправляла накладные ресницы. Спрыгнув с туалетного столика, она подошла к близнецам и повернулась спиной. Рукав стекал с плеча девушки, вспыхивая и переливаясь под лампами – разошёлся шов.
— Сделай что-нибудь, - сказала Оля.
Сергей попросил:
— Дайте кто-нибудь иголку с ниткой.
Дотронувшись до девушки, он укололся и выронил иглу. На пальце выступила кровь. Брат прижал его к губам, унимая боль.
Тополиной пушинкой на свету блеснул паук-плетельщик. Герман непроизвольно поймал его на ладонь и потянул осторожно, чтобы натянутая паутина не отпружинила вверх. Манипулируя пауком, как компьютерной мышью, Герман одним движением соединил края ткани и, к собственному удивлению, запечатал шов.
Гомон в гримёрке унялся. Все посмотрели на Германа с огромным любопытством.
— У тебя ведь обе руки левые, - высказала общее мнение Ольга. – Сергей об этом говорил, и мы все так считали. Как у тебя получилось?
— Я нечаянно, - признался Герман.
Его слова встретили дружелюбным смехом и снова зашумели, засуетились, словно разноцветные фрагменты в калейдоскопе, словно этот калейдоскоп треснул. Когда Даша, наконец, вытолкала моделей за дверь и вышла следом, укатив навьюченную нарядами вешалку, Герман вздохнул с облегчением.
— Пошли, - сказал Шура. – Я место для вас присмотрел. Всё увидите.
Сергей печально соскрёб с носка ботинка липкий страз.