Оттопыренный карман то и дело напоминал, каким идиотом выставил себя Серёжа. Он вытащил телефон из-под наручников и затолкал их глубже. Ольга подняла один наушник.
— Ого, какой антиквариат! У моего папы были такие. Я думала, сейчас у всех беспроводные. Можно, я попробую? Мне интересно, какой звук.
Сергей повспоминал, стёр ли из плейлиста рэп с матерщиной, и уверенно ответил:
— Бери, конечно.
Оля сдвинула на шею два меховых комочка, соединённые ободком, и надела наушники. Послышалась негромкая музыка. Сергей сделал водителю знак остановиться у магазина.
— Бухла, - коротко приказал Серёжа и протянул карточку.
— Какого именно?
— Как Шуре всегда берёшь, то же и мне возьми.
Михалыч высказал соображение:
— Девочке надо шампанское.
— Ну, пусть будет шампанское.
— Только она сразу поймёт, что ты к ней подкатываешь.
Серёжа нервно расправил плечи.
— Ничего я не подкатываю, ясно? Мы работаем вместе.
— Я тебя услышал. Гондоны брать?
— Ты что, больной? – не выдержал Сергей.
Михалыч переглянулся с Германом – или так только показалось? – и ответил умудрённо:
— Главное, что ты пока здоровый…
Из магазина водитель вернулся с полным пакетом: бутылка вина, ворох снеков, маленькая шоколадка. Нарезка рыбная, мясная. Оливки. И сигареты для Германа, конечно. Брат импонировал простому мужику Михалычу больше – курил, терпел притеснения «немужским» швейным делом.
Вопреки худшим Серёжиным опасениям, красавица не торопилась спасаться бегством от чудовища. Они приехали, поднялись на лифте…
На лестничной площадке стояла большая каркасная сумка. Рядом на ступеньках кто-то сидел, натянув капюшон на глаза. Сергей узнал, кто это, раньше, чем успел разглядеть. Потому что её узнал Герман, и сердце взвыло от боли.
— Вижу, вы хорошо проводите время, - сказала Лера и встала.
Руки она держала в карманах. Снизу на джинсах засохло пятно грязи. От одежды тянуло костром. Ольга посмотрела на Леру с вежливым пренебрежением, Лера на неё – с чёрной завистью, в которой, впрочем, промелькнуло что-то незнакомое, заставившее Сергея нервно вспотеть.
— Не буду вам мешать. Только вот что… Ваша очередь это разгребать, ребятки. А я не нанималась.
Нажав кнопку вызова лифта, Лера ногой подтолкнула сумку к близнецам. Из неё послышался плач, и Сергей, наконец, понял, что это – переноска с младенцем.
28.
Сергей резко поставил пакет – вино опасно звякнуло – и схватил сумку-переноску обеими руками. От неожиданности Волчонок стих. Кивнув на него, Ольга спросила:
— Ваш?
Если она и заметила уродство Волчонка, то не подала вида. Серёжа был ей за это очень благодарен.
— Нет, - ответил он. – Да. То есть, можно сказать и так… Знаешь, Оля, будет лучше, если я позвоню водителю и попрошу, чтобы он тебя отвёз.
Лисицкая наклонила голову к плечу.
— Ну, звони.
Сергей понял, что у него заняты руки, и растерялся. Злая радость брата достигла пика. Герман наслаждался происходящим и не скрывал этого.
— Давай хоть зайти помогу, - сказала Оля. – Где ключи? В куртке?
Она полезла к близнецам в карман и хихикнула, нащупав наручники. Серёжа отчаянно занервничал. Ольга была такая красивая и стояла так близко, что он мог разложить аромат её духов на составляющие (вишня, горький миндаль и ликёр), а Сергей выглядел в её глазах дурак дураком.
Ключи отыскались. Дверь отворилась. Ольга похвалила порядок в квартире. Для парней тут действительно очень аккуратно, сказала она. (Приходящий краб трудился на совесть, что есть, то есть). И, заглянув в пакет, спросила невинно:
— Ты же не собираешься кормить ребёночка нарезкой и оливками, правда?
— Я что-нибудь придумаю, - неуверенно ответил Серёжа.
Только сейчас он осознал, что ребёночка придётся кормить и, наверное, ещё много чего для него делать.
— Раз уж я всё равно тут, то могу сходить в супермаркет и всё купить, – предложила Оля. – Если, конечно, ты дашь мне свою карточку.
— А ты знаешь, что нужно ребёнку?
— Разберусь как-нибудь. У меня целая куча младших родственников.
Как только за ней закрылась дверь, Герман, не разуваясь, прошёл в комнату, поставил переноску с Волчонком на диван, а затем закрылся на кухне и закурил под вытяжкой.
— Ты какой был, такой и остался, - обратился брат к Сергею впервые с того дня, как уехал Грёз.
Это было так неожиданно, что Серёжа не нашёлся с ответом. Герман продолжил, то и дело нервно, длинно затягиваясь:
— Что, поплакался, какой у тебя брат плохой, детство тяжёлое? Научился в «Сне Ктулху» несчастненького строить, и никак не отвыкнешь, по привычке жалобишься? Как я рад, что мы не похожи, ты… ничтожество, вот ты кто.
— Герман, о чём ты? – растерялся Сергей. – Если тебе неприятно, я попрошу Олю уйти.
Но Герман уже взял себя в руки.
— Плохая идея. Мы оба понятия не имеем, как ухаживать за детьми. Остаётся лишь надеяться, что Ольга вернётся и спасёт нас, а не смоется с твоей карточкой, - сказал он, растирая окурок в пепельнице.
Сергей хотел ответить, что Оля – это ему не Лера, но благоразумно промолчал.
Закричал Волчонок, и близнецы поспешили к нему. На этот раз малыш не собирался легко сдаваться. Он кричал и кричал, с остервенением взяв особо пронзительную ноту, едва его подхватили на руки. К слову, это было не так-то просто: у него оказалась неожиданно тяжёлая голова, что создавало неудобства. В довершение всего, Волчонок с шумом испражнился.
Когда вернулась Ольга, то Серёжа, совершенно разбитый, малодушно сделал вид, что не предлагал ей уйти.
Чего только не принесла Оля: подгузники, несколько ужасно сшитых одёжек, специальный корм… Сергей не представлял, что понадобится столько всего.
Он поменял подгузник под чутким Олиным руководством. Дело осложнилось тем, что стоило Сергею наклониться, маленькие пальчики проворно вцепились ему в волосы.
Дальше Серёжа пытался накормить ребёнка и не преуспел. Бутылка не подходила увечному ротику, как штекер – к неправильному разъёму. Смесь скапливалась в соске и брызгала на лицо Волчонку, а тот от голода приходил во всё большее беспокойство. Сергей чувствовал себя извергом.
Оля взяла всё в свои руки. Вооружившись большим шприцом, она одним отточенным движением впрыснула питание в рот Волчонку, отчего он осоловел и вырубился. Ненадолго – ведь, как выяснилось, кормиться ему требовалось каждые несколько часов, и его, разумеется, не волновало ни когда, в таком случае, спать Серёже, ни что тот его спас и заслуживал снисхождения.
Таким образом, к тому моменту, как близнецы добрались до кровати, в голове у Сергея были помехи и белый шум. Серёжа провалился в глубокий, как обморок, сон, который перешёл в явь с быстротой и непринуждённостью монтажной склейки.
Когда Сергей проснулся, за окнами перебирал дождь. Герман лежал, положив руку под голову.
— Наконец-то, - сказал он и обстоятельно потянулся. – Сколько можно ждать. Ты дрыхнешь, а мне обоссаться, что ли?
Брат коротко наведался в ванную и, не оставив Серёже шанса умыться и почистить зубы, пошёл в кухню, с ногами залез на табуретку и обхватил руками голые колени.
На кухне солнечным лучом скользила Ольга. Она жарила яйца.
— Герман, ты бы хоть штаны надел, - упрекнула она.
— Высказывай претензии своему приятелю, - хмуро ответил ей Герман.
— Зачем обманываешь? Я сразу поняла, что это ты. У Серёжи совсем другая походка.
— Надо же, какая проницательность. Тогда не смею вам с Серёжей мешать. Просто не обращайте на меня внимания.
Герман сбросил контроль над телом, как тяжёлый груз, и близнецы чуть не упали. Табуретка качнулась и с грохотом встала обратно на ножки. Сергей вцепился в неё обеими руками, и сердце ухнуло в пустоту. Он перевёл дыхание и опустил ноги на пол.