Росло число публикаций по хэштегу #siammetry; получилось без подсказок собрать второй слой кубика Рубика; Сергей учил английский, который до побега из дома Грёз давался ему легко; а главное, снова рисовал, шил, и в сравнении с этим всё было неважно, даже унизительная сделка с Германом.
Возмездие за последнюю дозу никак себя не проявляло, и безмятежность омрачали лишь мысли о том, как придётся расплачиваться на этот раз. Если Сергей задумывался об этом, то плохо спал, словно в те времена, когда наутро требовалась татуировка, чтобы вспомнить, где и кто он.
Весной вернулся Грёз.
***
Даже не так. Грёз вернулся, и весна по-настоящему наступила.
Она вошла в город, и у погоды начался насморк. Всё текло и хлюпало. Снегоуборочные машины захлёбывались мокротой. Подсвеченный вечерними огнями залив выглядел как виски со льдом.
— Статью я распечатал на память. Можете перечитать, если возникнет такое желание, - сказал Андрей.
Серёжа зашуршал страницами.
— Я – контрольная особь. – Он издал нервный смешок и отшвырнул их. – Обалдеть можно!
— Главное, что если серые когда-то о вас и узнают, то не из этой статьи. Это их задержит.
— Надолго?
— На какое-то время.
Они наслаждались закатом на берегу залива. В машине играла ретро-радиостанция. В открытые окна вливался весенний воздух. Молчание Германа звучало красноречивей слов, но Сергей всё никак не решался начать разговор.
— Да вы не волнуйтесь, - подбодрил Грёз, по-своему расценив их немногословие. – Я здесь закончу, и мы сможем уехать до тех пор, пока всё не забудется. И потом, я ведь обрету огромные возможности. Возможно, даже абсолютную власть над Эйфориумом, как у самого его создателя, Константина Филлиди. Тогда я обязательно замету следы за Германом.
— Об этом я и хотел поговорить, - набравшись решимости, заявил Серёжа. – Я передумал. Думаю, будет правильно, если Герман тебе поможет.
— С чего бы это вдруг?
— Разве не очевидно? Ты снова нам помог, и после этого я тоже не могу отказать тебе в помощи.
— Да, но если я её приму, то ты никогда не сможешь быть уверен, что я помог вам ради вас самих, а не для того, чтобы ты позволил Герману участвовать. Это жертва с твоей стороны, и то, как ты будешь мучиться сомнениями, её обесценит. Я не хочу этой жертвы. Мой ответ – нет, - отрезал Грёз.
Герман внутренне подобрался.
— Но послушай…
— Нет, это ты послушай. Помнишь, ты спрашивал, стану ли я говорить, что привезти вас к себе домой было ошибкой? Я ошибался много раз, но именно это ошибкой не было. И я не хочу это испортить. Хотя бы это.
Сергей посмотрел в зеркала. Отражения дрожали и расплывались. Беспомощно посмотрел на зыбкий исчезающий лёд.
Если бы можно было поставить всё на паузу. Смотреть, как покачивается игрушечная сова над приборной панелью. Слышать звуки ретро, доносящиеся из динамиков. Вдыхать запах разогретой на солнце пыли. Остаться так навсегда.
Но Герман ждал. Брат, который ненавидел Сергея. Тот, кто теперь был сильнее и мог разрушить всё, что ему дорого. И Серёжа соврал, не сказав ни слова неправды:
— Он ведь не остановится. Он всё равно будет этим заниматься, пока не попадётся. Ты единственный, кого он послушает. Скажи, если ты возьмёшь его в команду – ты ведь сможешь убедить его, чтобы после этого он завязал?
Грёз курил. Сплющившие сигарету пальцы были желты от никотина, кожа на костяшках – как наждачная бумага.
— Ладно, - наконец, ответил он. – Завтра начинаем тренировки.
29.
Грёз включил в прихожей свет, и в глаза бросились стоптанные грязно-розовые кроссовки. Что-то защекотало близнецов изнутри, будто пузырьки от шампанского. Это ощущение исходило от Германа. После всего, что произошло между ним и Лерой, он всё ещё волновался перед встречей с ней.
В коридоре стоял такой плотный сигаретный дым, что Андрей брезгливо удивился:
— Ну и накурила же ты, мать!
— Тебе-то что? Я не у тебя дома! – донеслось в ответ.
Это прозвучало как аккорд, взятый на разлаженном фортепиано.
— Да, но до тех пор, пока я плачу за квартиру, все, кто здесь находится, будут соблюдать правила общежития, нравится тебе это или нет.
— Что? Что? – Лерин голос поднялся на пару октав. – Ты говорил, я смогу делать, что захочу!
Андрей разулся, прошёл по грязному полу, чертыхаясь, и заглянул в комнату.
— Я недооценивал твою тягу к вредительству. Впервые вижу, чтобы кто-то гадил там, где живёт. Лучше ответь, проходимка, ты почему сбагрила Волчонка близнецам? Я же тебе сказал, к кому обратиться!
— Мало ли, что ты сказал! Дозвониться не вышло.
— Что, ни на один из номеров?
— Да, ни на один.
— Допустим. А что с деньгами, которые я оставлял на Волчонка?
Из комнаты выскочила Лера. Она была босиком, и ступни прилипали к полу.
— Верну я твои грёбаные деньги! Чтоб ты подавился! Да если бы я знала, что ты такое дерьмо, чмо такое…
Увидев близнецов, Лера замолчала так резко, словно её ударили, а затем протиснулась мимо – в тесном коридоре их объяло запахом её разгорячённой кожи, и внутренние пузырьки взмыли к поверхности – ушла на кухню и хлопнула дверью.
— Пойдём, - махнул рукой Андрей. – Пусть она перебесится.
Они зашли в комнату. Чтобы сесть, близнецам пришлось сдвинуть на край дивана беспорядочно сваленную Лерину одежду, которая напоминала кучу опавших листьев. На кресле эйфона висела джинсовая рубашка.
Грёз сыпанул на ладонь каких-то таблеток и проглотил без воды.
— Дурь, - пояснил он, не глядя на близнецов. – Чтобы вызвать порок идентификатора.
— А это не опасно? Что, если они вдруг перестанут действовать? – поинтересовался Герман.
— Этого-то мне и надо. Их действие закончится очень быстро. Я использую подложный айди только для входа. А в Эйфориуме орудую уже под своим – когда перекинусь, так это называют.
— Это ведь очень рискованно. Стоит хотя раз подключиться трезвым…
— Совершенно верно. Многие погорели на том, что осмелились подключиться всего на пару минут, с точки доступа, которая зарегистрирована на подставных лиц… Привяжете меня?
Герман подошёл к эйфону и привязал к подлокотнику левую руку Грёза.
— А саморазвязывающийся узел ты разве не умеешь? – спросил тот. – Это есть в инструкции.
— Лера всегда завязывала так, - пожал плечами брат.
— М-да, понятно. Нет-нет, вторую руку не трогай – мне ещё штекер вставлять. Скоро дурь начнёт действовать. Это не самое приятное зрелище, так что вам лучше пока выйти. Присоединяйтесь где-то через полчаса. Раньше без толку.
Герман вышел, с минуту постоял перед закрытой дверью, прислушиваясь – и быстрым шагом направился в кухню. Серёжа даже испугаться не успел.
Лера сидела на табуретке, широко расставив ноги и положив локти на колени, и чистила киви кухонным ножом. Мусорное ведро было набито одноразовыми тарелками и пластиковыми вилками. «Вот почему в раковине нет грязной посуды», - тупо подумал Сергей.
— Привет, - сказал Герман.
— Чего надо? – вызывающе спросила Лера.
Сергей почувствовал смятение, тоску, обиду. Потому что это почувствовал брат, хоть и не подал вида.
— Хотел поговорить.
— Так говори и иди. А то меня тошнит.
Пропустив мимо ушей оскорбительную двусмысленность её ответа, Герман продолжил:
— Просто я думал, тебе тоже кажется, будто нам есть, что обсудить. И решил начать разговор первым.
Голос Леры взлетел и распался на отдельные резкие ноты, которые запрыгали по кухне, впиваясь в Германа: