Измученный тем, что не может отличить сон от яви, Герман нарушил запрет: поднёс к лицу татуированную руку.
— Я вот так не могу, - сказал Сергей. – Значит, если у меня получается посмотреть на руки, то это точно сон… А тебя тоже глючит, да?
На следующий день после того, как близнецов перевели в обычную палату, к ним наведался Шура. Он-то и рассказал, что произошло.
Водителя подстерегли, когда он открывал дверь, втолкнули в квартиру и оглушили, после чего избили близнецов. Неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы незадолго до этого в полицию не поступил странный звонок. Звонивший утверждал, что в подвале дома, где живёт Елисеев, заложена бомба. Вероятно, прибывший наряд и сопутствующие оперативные действия и спугнули злоумышленников.
— В полиции говорят, что это была попытка ограбления, - сказал Шура. – Но я в это не верю. Ничего ведь не пропало. И вас били сильно, как будто собирались убить. Михалыча ударили сзади по голове и сразу вырубили, он их не видел. А вы помните, что произошло? Кто это был?
В памяти смутно забрезжила ладонь, истекавшая кровью и сладкой мятой, хруст стекла на зубах, наполняющийся слюной рот… Германа передёрнуло.
— Ничего, - ответил Сергей. – Я ничего не помню.
— Так бывает, - быстро ответил ему Шура, - это последствия травмы. Врачи обещают, что это скоро пройдёт.
Он старался на Серёжу не смотреть. Потому что больше врачи ничего не обещали.
Вскоре в палату началось паломничество неврологов, массажистов, мануальных терапевтов. Их всех объединяло одно – решительное непонимание того, как оценивать рефлексы Серёжи, если на то, что ему щекочут пятки и колют иглами, реагирует Герман. Елисеев щедро платил каждому, кто осмеливался приблизиться к близнецам.
Следующими явились полицейские во главе с Максимом Олеговичем. Желтые шевроны их формы изображали сов. «А у нас есть кое-что общее», - подумал Герман, помахал клиентскому менеджеру, как старому знакомому, и выразил упрёк, что тот не навещал близнецов в СИЗО.
Тогда им – Герман упорно думал именно так: им – уже разрешали вставать. Так что близнецов увели в тёмную комнату в офтальмологическом отделении и провели свои мерзкие тесты при помощи табельного фи-блока.
Герман провалился в сервисный «лягушатник», сплетённый из серых и поблескивающих серебристых линий. Стоял такой гул, словно одновременно жужжало множество мух. Возникали лица-противогазы – и вытягивались, как маски из старого фильма ужасов. Герману на грудь положили ртутного цвета пиявку.
Входящий идентификатор Германа стал прежним, как до вмешательства наркотика, и оставался стабильным на протяжении всего подключения. Серёжа оказался эйфонесовместим.
Увидев, как остолбенел Максим Олегович от таких новостей, Герман захохотал. Близнецов проводили обратно, полицейские убрались, даже не спросив об Андрее Грёз, а Герман всё хохотал и хохотал, пока в палату не заглянула человеколюбивая Оля и не пригрозила поставить близнецам клизму, если он не заткнётся.
Под мышкой у Оли была книга «Цирк семьи Пайло». Отчего-то на Германа это навело такой ужас, что он стих, с огромными предосторожностями перевернулся на живот, притворился спящим и беззвучно заплакал.
— Герман, ты чего, рыдаешь, что ли? – озадаченно спросил Сергей.
— Нет, - проглотив слёзы, ответил Герман. – Тебе приснилось.
— Ты пытался вспомнить, что с нами случилось? Хоть что-нибудь?
— Ну, мы легли спать, - ответил Сергей, - а очнулись уже здесь. Я был первым и даже не успел испугаться. Думал только о том, как ужасно чешется нос. Через пару часов ты пришёл в себя и почесал мне его. Я ещё подумал, что это лучшее, что ты для меня когда-либо делал. А ты? Вспомнил что-нибудь?
— Лопнувшие ампулы. Приторную слюну с кровью. – Герман помолчал, балансируя над ужасной догадкой. – А что, если всё это… сделал я?
Возможное прошлое вырисовывалось с беспощадной чёткостью, кровавыми красками: решив вернуть себе порок идентификатора, чтобы навсегда кануть в беспамятство, которое обещал Эйфориум, Герман принял наркотик, поссорился из-за этого с братом, пытался его убить и инсценировал попытку ограбления.
— Я думал над этим, - с пугающим спокойствием сказал Серёжа. – Ты бы не смог.
Герман возразил:
— Вспомни, что я сделал с Глебом! Мы с тобой так долго были в отвратительных отношениях. Кто знает, что между нами могло опять произойти!
Тем более, он всегда хотел избавиться от брата, хоть и не признавался себе в этом. Проклятый Глеб всё понял правильно. Только вот именно сейчас, когда Герман был как никогда близок к своей невысказанной мечте, он чувствовал себя бесконечно плохо.
— Ты не понял. Ты бы не смог чисто технически. Как бы ты сломал нам рёбра и перебил позвоночник, а главное – зачем? Как бы тебе удалось незаметно напасть на Михалыча, ведь я бы, конечно, кричал?
Герман не сказал вслух, но Михалыч мог быть с ним в сговоре, он мог даже оказаться тем, кто «за хорошие деньги согласился решить эту проблему»… Споткнувшись об эти мысли, Герман полетел в раскладывающиеся гармошкой сны, которые подменяли собой реальность и наоборот.
Всплыв спустя какое-то время, он увидел в палате Дашу и сперва решил, что это точно сон. Даша была одета как доктор. На пальце у неё блестело кольцо с ослепительным камнем. Острые искры вонзались в глаза.
— Знакомое колечко, - произнёс Серёжа. – Вас можно поздравить?
Даша всплеснула руками и повернула к близнецам беспомощное лицо. Герман увидел, что халат на ней – одноразовый, без которого её не пустили бы в палату, и понял, что всё по-настоящему.
— Мы решили повременить с этим, пока ты не выздоровеешь, - сказала Даша, тщательно выговаривая каждое слово.
— Что я за человек такой? Ещё и тут умудрился всё испортить.
У Даши задрожали губы.
— Не смей так говорить! – крикнула она. – Ты ещё придёшь к нам на свадьбу. Сам придёшь, слышишь?!
Неумолимый консилиум постановил обратное: навряд ли Сергей когда-нибудь будет ходить, рисовать и так далее. Нервные связи в районе шестого и седьмого позвонков восстановить не удалось, и операцию делать нельзя – так вкратце звучал приговор.
Конечно, близнецам сказали всё, что говорят в таких случаях. Что возможности человеческого организма непредсказуемы, и всегда есть место чуду.
— Ой, нет, - мрачно сказал Сергей, выслушав, - боюсь, что ещё одного чуда мне просто не пережить.
— Но вообще, всё не так уж плохо, - успокоил лечащий врач. – Ещё бы на полсантиметра ниже – и вы бы на всю жизнь остались прикованными к постели, молодые люди. А так своими ногами отсюда уйдёте.
Благодарный за участие, Герман однако возненавидел врача за чёрствость. Как он мог не понимать, что близнецы – разные люди, один из которых никуда уже не пойдёт?!
Впрочем, врачу было плевать, что там к нему чувствуют, ведь свою работу он выполнил. Сергею выписали жёсткий лечебный воротник, и на этом близнецов выдворили из больницы.
***
После работы Герман ушёл к морю, чтобы выкурить косяк, закатал протёршиеся на коленях джинсы и опустил ноги в воду.
Солнце остыло, устало. Небо над линией горизонта окрасилось в палевый цвет. То и дело порывавшийся налететь ветер и в последний момент нерешительно стихал и ограничивался тем, что ерошил Герману волосы.
Сзади послышались шаги. Кто-то, вполголоса ругаясь, спускался на пляж. Просы́палась крошка, из-под подошвы вылетел маленький камень. Герман торопливо затушил самокрутку.
— Да ладно, не дёргайся, - услышал он голос Сергея. – Это всего лишь я.
Он подошёл и опустился рядом на корточки, поддёрнув перед этим джинсы, чтобы не морщились на коленях. Аристократически бледный, с цветными татуировками на пальцах, в идеально выглаженной белой рубашке, пахнущий дорогим парфюмом. А от Германа пахло морской солью и сигаретами, обгоревшая на солнце кожа слезала лохмотьями, кулаки вечно были сбиты.