— Да, теперь даже не пошутишь, что один из нас умный, а другой красивый, - признал Герман. – Как ты меня нашёл?
— А где тебе ещё быть? Не мог же ты просто остаться дома в тот день, когда твой единственный брат приезжает на каникулы, правда?
Сергей учился на архитектора в большом городе. Проваливший экзамены Герман трудился продавцом-консультантом в одном из многочисленных салонов связи, раскинувших свою сеть по всему побережью.
Герман не расстраивался. Ему нравилось ходить всю зиму без шапки. Медленно ездить по городу, открыв все окна и громко включив музыку. Купаться и жарить мидий на пляже. Просто жить.
— Прости, что не встретил тебя на вокзале. Машина опять сдохла. По-хорошему, её давно пора менять, но Андрей сопротивляется этому из каких-то сентиментальных соображений.
Они помолчали, глядя, как солнце медленно тухнет в воде.
— Так и будем тут сидеть? – спросил Сергей. – Пойдём домой. Там уже накрыли стол. Все ждут только тебя.
Стоило Герману об этом подумать, как перед глазами как будто промелькнул диафильм в цветах сепии. Грёзы хотели завести ещё детей после Марины, но у них не получалось. Тогда они взяли из детдома близнецов и растили как своих. Они были семьёй, и всё складывалось так, как Герман всегда мечтал.
Брат встал.
— Ну что, ты идёшь? – спросил он снова и протянул Герману руку.
— Нет, - выговорил Герман непослушными губами. – Меня ждут. Ещё не время.
Пожав плечами, Сергей подобрал камень и безмятежно бросил в море. Тот несколько раз подпрыгнул, ударяясь об воду, и разбил отражение солнца на множество блестящих клякс.
— Всё от тебя зависит. Достаточно только захотеть, и ты забудешь прежнюю жизнь, а то, что тебя окружает – станет единственной реальностью, которую ты знаешь. Загляни в себя, а потом посмотри вокруг, и поймёшь, что достиг всего, что тебе на самом деле нужно. Ты мог бы и не возвращаться. Никогда не возвращаться обратно, понимаешь?
Герману совсем не было страшно. Ему хотелось уйти с братом. Герман его очень любил и знал, что его самого здесь тоже все любят, что мир добр к нему, а будущее представляет собой залитую солнечным светом дорогу.
И тут послышался крик Сергея, но не того, который стоял рядом, а того, кто остался под оскаленным небом на вмёрзшей в лёд равнине, куда лезли изо всех щелей сторожевые серые тени.
«Да объясните же кто-нибудь, где теперь мой брат?! – звучало издалека с огромным отчаянием. – Что с ним стало?».
Опасаясь передумать, Герман быстро поднялся, встал на цыпочки и резким движением опустил голову на грудь.
Вот что случилось на стыке.
***
— Смотри, - сказал Герман и показал Сергею сообщение от Марго.
Ничего особенного, просто чек из онлайн-банка: получатель – благотворительная организация, цель перевода – на операцию по исправлению волчьей пасти мальчику одного года двух месяцев от роду.
— Волчонку уже год и два месяца? – в растерянности спросил Сергей. – Неужели столько времени прошло?
Да, прошло много времени. Только в больнице близнецы провалялись почти полгода. О них снова писали. Герман знал об этом, но не читал. И так ясно, что им припоминают Глеба и дружбу с сыном олигарха, которая ещё в прошлый раз возмутилась общественность сильнее, чем убийство и подводят итог: так близнецам и надо.
На столе россыпью лежали карандаши, стояло зеркало на подставке. Зеркала теперь были везде, чтобы предугадывать желания брата.
— Научи меня. Ты будешь придумывать, а я рисовать. Давай попробуем!
— Чему тут учить. Бери карандаш да рисуй.
— Какой именно из карандашей? – с готовностью отозвался Герман.
В зеркале он увидел, как Серёжа закатил глаза.
— Не всё ли равно?
— Ты же знаешь, что я в этом совсем не разбираюсь.
— Ну, возьми красный.
Герман в замешательстве оглядел стол.
— Какой именно? Тут пять красных.
— Какая ра… - Герман почувствовал себя таким несчастным, разбитым, подавленным, что брат, наверное, как-то это понял и осёкся. – Ладно, бери любой.
Герман взял, и Сергей натянуто добавил:
— Вообще-то, это коралловый, а коралловый – оттенок оранжевого. Нет, не надо менять. Просто прими к сведению, раз уж хочешь разобраться. Рисуй.
— Что рисовать?
— Ну, давай ленту Мёбиуса, что ли.
Герман нарисовал восьмёрку, но сделать из неё ленту Мёбиуса так и не смог, хотя и старался, пока ладонь не свело. С тем же успехом он мог пытаться рисовать ногами. Не верилось, что когда-то карандаш свободно и красиво скользил по бумаге. Не верилось, что это вообще в человеческих силах.
— Я научусь, - виновато пообещал Герман.
Но тут он вспомнил, как жесток был, выговаривая брату: «Ты прекрасно сможешь научиться снова». Карандаш сломался в руке.
— Кого я пытаюсь обмануть? У меня никогда не выйдет! У меня нет… твоего особого видения.
— Я наврал про особое видение, - усмехнулся Сергей. – Творческие люди то ещё трепло. Придумали какое-то вдохновение, якобы особое. А всё обстоит точно так же, как в любом другом деле. Бывает так, что работа тебя захватывает, и всё получается само собой. Но в остальное время, бо́льшую часть времени – это труд. Систематический, иногда приятный, а иногда скучный труд. И никаких волшебных искр, которые вырываются из задницы и делают всё за тебя, ничего такого.
Герман заботился о брате, как умел. Умывал и брил его первым. Чистил ему зубы электрической щёткой. Надевал линзы. Проклятия, которыми при этом сыпал Серёжа, звучали, как музыка – в такие моменты он становился похож на себя прежнего.
Он, прежний, был резкий, сообразительный, талантливый. Обе руки подчинялись ему одинаково хорошо и были аккуратные, с ровными, как по линейке, ногтями.
А у Германа теперь руки всегда были в заусеницах, и ногти больно впивались в ладони. Стричь ногти получалось паршиво, особенно на правой руке – раньше этим занимался брат.
— Да возьми ты кусачки и не мучайся, - сказал он в конце концов. – Не могу на это смотреть. А помнишь, как ты по этому поводу зубоскалил над Елисеевым? Какая ирония судьбы, не правда ли?
Брат много чем занимался раньше. Он следил за их одеждой, держал осанку, дважды в день принимал душ, что Герману было откровенно неохота делать. В многочисленных зеркалах он видел, каким бы вырос, если бы в его жизни никогда не было брата, и не нравился себе.
— Зачухаемся теперь, - задумчиво вздыхал Сергей.
В надежде найти то, что его порадует и заинтересует, Герман перебирал их старые вещи – пуговицы, зеркальца, кубик Рубика, всё это сентиментальное барахло, которое с возгласами притворного восторга пытался подсунуть брату – и наткнулся на старую анкету из дома Грёз. Неизвестно, как она попала к близнецам. Наверное, Серёжа взял её на память.
Объятый любопытством, Герман развернул анкету и увидел твёрдый и красивый Серёжин почерк.
«Кто, по твоему мнению, оказал наибольшее влияние на формирование твоей личности? – Мой брат».
Герман тряхнул головой. Он уже и не помнил, что сам ответил на этот вопрос. Взгляд запрыгал по странице.
«Что бы ты сделал, если бы вам с братом предложили операцию по разделению? – Очень гуманный вопрос. Единственное, что можно предпринять в смысле нашего разделения – это отрезать одному из нас голову. Я бы отказался».
А вот на это Герман точно ответил, что согласился бы. На душе стало пасмурно.
«Назови положительные стороны того, что у тебя есть соединённый с тобой брат-близнец. – Таковых не замечено. Как бы там ни было, это единственный родной и близкий человек, который у меня есть».
Решительно сморгнув навернувшиеся слёзы, Германа зашагал в прихожую. Он вдруг понял, как должен поступить.
— Что ты собираешься делать? – с тревогой спросил Сергей.
— Хочу попробовать ещё раз, - объяснил Герман, запуская руку в карман зимней куртки, где должны были оставаться ампулы с наркотиком-головоломкой. – Или несколько раз, как пойдёт.