Елисеев взглянул на Сергея упреждающе:
— Не смей!
— Они обещали устроить Герману операцию по разделению, - закончил Серёжа недрогнувшим голосом. Страх прошёл, словно его залили водой. – Ну и что? Я согласен.
— А я нет, - отрезал Герман.
Он быстро зашагал к машине, как будто из здания могли вырваться полчища китайцев, упечь близнецов в застенки лаборатории и разделить насильно. Шура поспешил следом.
— Это же нелегальная лаборатория, - оправдывался он, суетливо заводя машину. – Переписку приходилось вести очень осторожно. Они не поняли, чего мы на самом деле хотим. Или сделали вид, что не поняли, потому что… Чёрт, да им не терпелось на вас взглянуть! Прости, что так вышло.
Елисеев обращался только к Герману. Сергей опешил. Его не слушали! Говорили так, словно его здесь не было!
— Эй, а передо мной никто не собирается извиниться?! Вы отказываете мне в праве выбора! Шура, ты сам сказал, что я мыслю здраво!
— Признаю свою ошибку. Я найду тебе психотерапевта.
— Себе найди! – закричал Серёжа. – Ты не имеешь права меня останавливать! Это не тебе решать, слышишь?!
— Это решать мне, - сказал Герман. – Ты говорил, что лучшее, что я могу – это ничего не делать. Вот я и не буду. Я никогда на это не соглашусь.
***
«Это не сон, - повторял про себя Серёжа. – Я не могу посмотреть на свои руки, а значит, это не сон».
Это был ещё не факт. Сергей привык, что тело не слушается, и во сне иногда видел то же самое – себя, беспомощного и неподвижного, застывшего во времени.
Но думать об этом не хотелось. Хотелось, чтобы это оказался не сон, и встреча состоялась.
— Телефон, - велел Шура.
Герман выложил оба мобильника, почти бесполезных – их теперь всё время прослушивали.
— Сейчас мы остановимся, - сказал Шура, сворачивая во дворы. – Там будет ждать машина, в которую ты пересядешь. Только сделать это надо быстро. Этот человек отвезёт вас и потом заберёт. Герман, делай так, как он говорит, пожалуйста. Мне всё это очень не нравится, но это единственная возможность устроить вам встречу. Другой не будет.
В подворотне стояла «копейка» с заляпанными грязью номерами и заведённым мотором. Водитель рявкнул на Германа, когда тот открыл переднюю дверь:
— Куда ты прёшь? Хочешь на камеры попасть? Полезай назад и ложись на пол.
— Герман, не спорь, - попросил Сергей.
— Мне-то что, - ответил Герман, - я за тебя волнуюсь. Чтобы ты шею не повредил.
— Тихо вы там! – прикрикнул водитель и, обернувшись, оценил: - Башка торчит.
— Ну извини, по-другому не выйдет!
Выругавшись, он бросил им куртку. Герман кое-как накрылся. В машине было пыльно, от куртки пахло дешёвым одеколоном и застарелым табачным дымом. Сергей еле сдерживался, чтобы не чихнуть.
Ехали минут сорок, прежде чем Герман позволено было сесть. К дороге безобразно лепились приземистые здания, на газовых трубах сохло бельё, доски вмёрзли в грязь. Район нисколько не изменился. Казалось, вот-вот в машину постучит старик и предложит пойти посмотреть на галлюциногенные грибы.
Машина затормозила вплотную к бараку татуировщика. Вместо занавесок на окнах появились плотные шторы. Водитель посмотрел по сторонам и угрюмо предупредил:
— У вас ровно час. Не явитесь – выбирайтесь как хотите. Ждать не буду.
Герман толкнул знакомую дверь и переступил струну, натянутую над входом.
Внутри близнецов ждал человек. На нём висела до колен отстёгнутая подкладка пуховика, очевидно, с чужого плеча. Неряшливо остриженная голова выглядела плешивой. Это был Андрей Грёз.
Он пожал Герману руку и, поколебавшись, заключил близнецов в объятия. Сергей ощутил небритую щёку своей щекой. Пахнуло свалявшимся пером, как от старой пуховой подушки.
— У нас мало времени, - сказал Герман неловко.
Они сели. Андрей опустил кипятильник в кастрюлю с рыжеватой водой и заварил чай прямо в кружках.
— Какой ты всё-таки сумасшедший, - с болью сказал брат. – Зачем только ты пришёл на суд? Как же ты теперь?
Андрей развёл руками, будто бы приглашая полюбоваться своим новым убежищем. Сергею бросились в глаза щербатые стены, ржавый слив раковины, законопаченные газетами щели в оконных рамах. В носу защипало. Всё это так отличалось от дома Грёз!
— Татуировки, что ли, бьёшь?
— Нет. Устанавливаю и настраиваю нейроинтерфейсы.
Повисла пауза. Андрей брал технические гнёзда из одного поддона, полоскал в миске с дезинфицирующим раствором и перекладывал в другой поддон. Сергей уже подумал, что вот так они и просидят целый час, не зная, о чём говорить, как Грёз глухо сообщил:
— Ян погиб.
— Быть этого не может! – воскликнул Герман.
— Да, - кивнул Андрей, не отрывая взгляда от имплантов. – Оказывается, всё это время после переезда он почти не выходил из комнаты, а когда закончились деньги – бросился с крыши.
— Давно? – потрясённо спросил Сергей.
— Два дня назад. Думаю, он так и не смог преодолеть страх, что все увидят его… такого. Он всегда был застенчивый.
— Как же так? В голове не укладывается! Но почему он не позвонил тебе? Или нам? Не попросил о помощи?
— Это я должен был звонить ему, - заговорил Грёз неожиданно жёстко. – Должен был разобраться, что с ним происходит что-то плохое. Но я же был слишком занят, а потом… А потом я забился в нору, как крыса, и мне было уже не до этого. Планируя то, что мы сделали на стыке, я думал, что мне больше нечего терять. И снова ошибся. Всегда остаётся что терять.
— Всё, что мы сделали на стыке, было зря, - отозвался Герман. – Мы разыскали Леру, и она вернула фи-блок. Но он пропал. Когда мы вернулись из больницы, его уже не было. Прости, что не смог сохранить его для тебя.
Грёз поднял ввалившиеся глаза.
— Это лучшее, что я слышал за последнее время. Только посмотри, что с нами из-за этого стало. Все стремятся к могуществу – и все обжигаются об него, как мотыльки об лампу. А сервисная служба вычёркивает нас из списков одного за другим. Я должен был понять раньше. И в этом тоже моя вина. Я должен позаботиться хотя бы о вас. Это самое малое, что я могу сделать после всего, что натворил. Серые не успокоятся, пока не упекут тебя в тюрьму, Герман. Надеюсь, вы это понимаете. Вам надо уехать.
— Кто нас отпустит? – с нервным смешком спросил брат. – У меня «условка». И эти козлы из Управления взяли с меня подписку о невыезде. До выяснения всех обстоятельств, так они сказали.
Перегнувшись через стол, Грёз сжал ладонь близнецов.
— До тех пор, пока они не соберут достаточную доказательную базу, чтобы тебя закрыть, вот что это на самом деле значит! Слушайте внимательно. Тело Яна так никто и не востребовал. Это сделаю я. А ещё я скажу, что документы, которые при нём нашли – поддельные, а на самом деле он – это вы, если вы понимаете, к чему я клоню. Вы уедете по Серёжиному паспорту.
Герман покачал головой.
— Ничего не выйдет. Нас видела куча народа, никто в это не поверит!
— Не нужно, чтобы кто-то верил, - уговаривал Андрей. – Нужно просто отвлечь внимание. Пока выяснится правда, вы будете уже далеко.
— А как же ты?!
— У нас мало времени, - напомнил Грёз. – Ты правда хочешь потратить его на пререкания?
Сергей положил спору конец:
— Это может сработать. Но есть нюанс… Андрей, нет ли у тебя, случайно, какой-нибудь музыки? Пусть Герман послушает, а мы пока кое-что обсудим.
— Вот, - Грёз протянул близнецам мобильник, - правда, там одно старьё. И я надеялся, что вы завязали с этим… демонстративным отстаиванием границ.
Герман достал наушники, которые близнецы всегда носили с собой, и вставил в телефон Грёза. Руки задрожали.
— Сергей, - умоляюще произнёс брат, - не надо.
— Ты можешь хоть раз сделать, как я прошу?
Раздались приглушённые звуки ретро, и Серёжа добавил с невесёлой улыбкой:
— Видишь? Наши границы крепки как никогда.
Он рассказал Андрею о лаборатории, стараясь не обращать внимания на ужас в его глазах. Серёжа слишком часто видел в глазах окружающих этот ужас. Он делал их слепыми, лишал возможности разглядеть Серёжины страдания, а он так больше не мог.