За время войны они виделись лишь однажды. Бесконечно давно в Париже, занятом немцами, когда она получила разрешение выступать в лагерях и военных частях. Но с тех пор они часто писали друг другу. Их неосуществившийся брак перерос в теплую дружбу. Она оставалась в ее жизни, когда ушел Пианист. И порой Лиса верила, что его письма и возможность на них отвечать стали надежной поддержкой, когда ее мир неумолимо катился в пропасть, из которой не выбраться.
Она механически перебирала в шкафу вещи, с улыбкой вспоминая короткое письмо Изумруда в ответ на ее сообщение о смене адреса. Даже не письмо, записка. О том, что он приедет.
Любимая юбка была с сожалением отброшена в кресло. Она еще сходилась на поясе, но дышать в ней было уже невозможно. А Изумруда хотелось покорить. Она и сама не знала зачем. Но желание нравиться всем окружающим и видеть это в их глазах было необходимо ей, как воздух, если не сильнее.
Сидя в нижней сорочке перед зеркалом, тщательно расправляя накрашенные тушью ресницы, Лиса услышала, как негромко хлопнула за Пианистом дверь. Она откинулась на спинку стула и придирчиво осмотрела себя. Молодая женщина напротив не могла оставить равнодушным того, кто будет на нее смотреть, вне зависимости от ширины ее талии.
Это чувство добавило ей уверенности, когда она стучала в дверь номера небольшой гостиницы, в которой остановился Изумруд. И это же чувство было полностью оправданным – во взгляде бывшего любовника отразилось откровенное восхищение.
- Наконец-то! – было первым, что он сказал.
- Да-да, я опоздала, - отозвалась она, подставляя щеку для поцелуя.
Он быстро коснулся губами теплой кожи лица и отстранился. Еще несколько мгновений рассматривал ее, а потом изрек:
- Хорошеешь. Когда только остановишься?
- Стоит ли? – удивилась Лиса.
- Если ты хочешь, чтобы шлейф твоих поклонников разросся от горизонта до горизонта, то, конечно, не стоит. Будем здесь или пойдем куда-нибудь?
- Давай прогуляемся. Потом можно где-нибудь пообедать. Здесь попадаются очень милые места, - она помолчала и задумчиво добавила. – А мне казалось, тебя не особенно смущало количество моих поклонников.
- Ты певица. Это нормально.
Он подмигнул ей и, взяв с тумбочки ключ от номера, вышел из комнаты.
Изумруд был старше Лисы почти на пятнадцать лет, но теперь, как и тогда, выглядел моложе своего возраста. Он был худ. Легкая седина не бросалась в глаза – пепельный оттенок его волос скрадывал серебро. Лицо никогда не было красивым. Среди мелких черт выделялся рот. Большой, мясистый, энергичный. Он был предметом шуток самого Изумруда – он утверждал, что когда смеется, то уголки его губ почти касаются ушей. Но этот самый рот он носил с королевским достоинством. Впрочем, в его жилах текло немного монаршей крови.
Он подставил ей локоть, улыбнулся и тут же сообщил:
- Я вчера ужинал в чудном ресторанчике у реки. И на набережной хорошо.
- А ты уже успел освоиться, - она взяла его под руку и на мгновение почувствовала себя королевой, отправляющейся на прогулку. – Я думала ты проездом…
- Если помнишь, я всегда быстро осваиваюсь. Это не всегда играет мне на руку. Но позволяет выглядеть уверенным.
- Я помню, что у тебя всегда есть основания для уверенности.
Они неспешно шли к набережной Шатобриан по городу, который жужжал ульем. Ни минуты не умирая, он возрождался. Теперь, спустя несколько месяцев после окончания войны, оставалось смотреть, как в домах появляются люди. Как вокруг шумят и суетятся строители. И витрины. Были витрины. Снова были витрины, не оклеенные, как прежде, замысловатыми узорами, будто назло, будто доказывая, что жизнь продолжается. Теперь они были чистыми. И жизнь действительно продолжалась. Южные районы, сметенные в бомбежках, начинали расти заново. Все возвращалось. Даже то, что навеки казалось утраченным.
Вопреки ожиданиям Лисы душно не было. Ветер от воды касался их лиц и одежды, чуть трепля ее. Но дождя, похоже, уже не надуло бы. Дожди тоже закончились.
- Тебе здесь нравится? – негромко спросил Изумруд, когда они остановились у края реки Вилен.
Лиса долго смотрела на воду, неспешно плескавшуюся в своих бетонных одеждах, потом подняла глаза на спутника.
- Нравится. И не вздумай смеяться! – деланно возмутилась она.
- К чему смеяться, если не с чего? – удивился Изумруд. – Здесь все другое. Париж сейчас тоже другой. Не буду лукавить, иногда я скучаю по нашему с тобой Парижу.