– Спокойной ночи! – ответила Дуся, устраиваясь на своей кроватке.
Бабушка Ильинична вышла из комнаты и тихонько закрыла за собой дверь. Она дала Дусе успокоительную таблетку, которая очень быстро подействовала. И через минуту михрялка уже крепко спала. А на кухне все с нетерпением ждали, что же скажет
звериный доктор.
– У Дуси сильнейший стресс. – Сказала бабушка Ильинична. – Скажи, Лизавета, в
последнее время с ней ничего не происходило? Может она увидела что-то страшное или побывала в каком-то ужасном месте? Меня она спрашивала, сколько живут михрялки. Может, это как-то связано с жизнью или здоровьем?
– Не знаю, – ответила Лизавета, – мы, в последнее время, с ней, кроме зоологического музея, нигде больше не были. А она как раз, после музея такой стала. Только я не знаю, но там ничего страшного не было.
– «Не знаю», «не знаю», – проворчала бабушка Ильинична, – Это была очень плохая идея вести ее именно в зоологический музей. Ну-ка, скажи мне: в этом музее, какие экспонаты? Что вы там видели?
– Там чучела разных животных. – Начала догадываться Лизавета. – Там все экспонаты – это чучела. Она меня еще велела спросить у экскурсовода, кто все эти чучела сделал. Она возмущалась, сколько животных погибло!
– Ну, вот. Теперь все встало на свои места. Теперь понятно, что она испытывала в этом музее. Это все равно, как если бы ты пришла в какой-нибудь музей, а там чучела людей в витринах. Взрослых, детей, стариков.... Ужас! Бедная Дуся!
– Но почему она мне ничего не сказала? Почему она промолчала? – Удивилась Лизавета. – Потому что, после увиденного, все люди, и ты в том числе, немного, как бы это сказать, вышли у нее из доверия. И теперь, нужно будет очень постараться, чтобы это доверие вернуть. Мы не должны к ней относиться, как к забавному зверьку или как к игрушке. Она заслуживает большого уважения. Я знаю, что все присутствующие это понимают. Все любят и уважают Дусю. И все-таки, давайте будем поделикатнее, и ни в коем случае не
вспоминайте этот проклятый музей.
На следующее утро, Лизавета проснулась, по привычке, в семь часов и лежала тихо, не шевелясь, боясь нечаянно разбудить Дусю. Сколько она так пролежала, она не знала. Но, наверное, долго, потому что глаза сами начали закрываться и она опять уснула. Уснула крепко. Так крепко, что не сразу проснулась от того, что что-то теплое и мягкое бесцеремонно забралось к ней под одеяло и теперь сопело ей на ухо. Так могла сделать только Дуся. Она так делала всегда. Каждую субботу и каждое воскресение, когда не нужно было рано вставать, и можно было понежиться в постели, Дуся прибегала к Лизавете и они лежали и болтали до тех пор, пока мама ни звала завтракать. Лизавета, еще не проснувшись окончательно, даже сама себе не поверила – неужели, это ее Дуся пришла? Она даже глаза открывать не стала. Обняла подружку и прижалась лицом к ее пушистой мордочке.
– Дусенька, милая.... А я думала, ты меня разлюбила. Думала, ты всех разлюбила. Как же ты всех нас напугала!
– Никого я не собиралась пугать. Вы сами захотели и испугались. «Напугала». А чего вы такие бояки? – Дуся опять была Дусей. Спорщицей и ворчуньей. Лизавета, от радости, глаза открыла и так ее к себе прижала, что михрялка даже пискнула, как-то не по михрялочьи. – Полегче-полегче! Раздавить хочешь? Избавиться от меня хочешь? Что, надоела? Нет, ты скажи: надоела?
– Ну, что ты, глупенькая! Как тебе в голову такое могло прийти? Да я за эти дни чуть не умерла! Как тебе не стыдно? – Лизавета даже забыла, что с Дусей надо поделикатней разговаривать. А потому, что обиделась на такие обидные слова. А вредная Дуся, кажется, обрадовалась, что Лизавета обиделась. Она потерлась мордочкой о Лизаветину щеку и начала подлизываться.
– Да, знаю, что не надоела! Я тебя тоже, люблю! Я вас всех люблю! Ты чего в машине плакала? Я видела. Это из-за меня? Ты больше не плачь. Я тебя больше расстраивать не буду. – Дуся помолчала, а потом, каким-то другим, каким-то напряженным голосом спросила:
– А ты меня всегда любить будешь? – Лизавета насторожилась. Что-то подруга задумала.
– Конечно, всегда! – И когда умру?
– И когда умрешь. Еще неизвестно, кто раньше умрет. Может михрялки по триста лет живут, как вОроны.
– А когда я умру, ты со мной что сделаешь?
– Дуся, мне не нравится этот разговор! Ты что задумала?
– Я ничего не задумала. Нет, ты ответь, что ты со мной сделаешь, когда я умру?