– А я, выходит, ненормальная? – обиделась михрялка и почесала у себя за ухом.
– Нормальная, только, очень грязная. Давай мы тебя вымоем. У тебя шерстка красивая, а вся свалялась. Будет пушистая и нарядная. Я тебя причешу.
Идея понравилась михрялке. А Лизавета, уже нашла кусок мыла, большое махровое полотенце и сняла со стены в прихожей небольшое корыто, в котором прежний хозяин стирал белье. Подбросила в печку дров. Там же, в прихожей нашла ведро. Точно такое же, с каким Дедушка ходил за водой.
– А где здесь колодец? Далеко? – Спросила она у михрялки. – Нам много воды надо. – Нет здесь никакого колодца, а воды, хоть отбавляй – целое болото.
– Но ведь, она в болоте грязная, как же мы тебя вымоем?
– Болото болоту рознь, – отвечала михрялка. – Пошли, я покажу.
Они вышли из дома и через несколько минут, уже стояли около воды. На вид, вода, действительно, казалась чистой, прозрачной.
– Видишь эту травку? – Михрялка показала на невзрачную травку, растущую в воде у самого берега и на берегу у воды. Это мох, называется – сфагнум. Там, где он растет, воду пить можно. И живот болеть не будет. Зачерпывай. Только, понемногу. А то, у тебя еще сил мало.
Скоро Лизавета наносила воды. Вода согрелась, и можно было мыться. Но, михрялка все тянула время, ей было очень страшно. Теплая чистая вода, мыло, пахнущее земляникой – все было так непривычно, так удивительно. Страшно. Лизавета поняла, что происходит с михрялкой. Она молча подошла к ней, взяла ее на ручки и осторожно опустила в корыто. Пришлось четыре раза намыливать зверька. Пока не вымыла михрялку начисто. Завернула ее в полотенце так, что виден был только черный кожаный нос, и отнесла в комнату на кровать. Вытерла насухо, расчесала шерстку, и удивилась, как сильно поменялась михрялка.
– Ой, какая ты Дуся! Ой, как ты мне нравишься! – Лизавета Дусей называла все, что ей нравилось. Была у нее такая привычка. Например, увидит красивую бабочку и восхищается: «Ах, какая Дуся!» Она и Клаву сначала хотела Дусей назвать. Но, кукла была так похожа на учительницу, что пришлось ее назвать Клавой. Вот, и сейчас, она даже, захлопала в ладоши от восхищения. – А можно, я буду звать тебя Дуся! Правда, у тебя ведь, нет имени. Будешь Дуся, Евдокия! Давай? – Михрялка была так потрясена, так растрогана, что, наверное, если бы умела плакать, обязательно разрыдалась бы. Но, михрялки не плачут. Теперь она не одинокая михрялка, а михрялка Дуся. Этот человеческий детеныш оказался добрым и из него вырастет добрый человек. Она даже мечтать не смела, что такое может с ней случиться. Все-таки, эти люди интересные звери. Одни, сколько хорошего напридумывали! Мыло, или например, спички, или например, корыто. А другие, сколько злого, сколько плохого. Например, охотников или, например, ружье!
После мытья, Дусю так разморило, так клонило в сон, что она сама не заметила, как свернувшись в пушистый клубочек, крепко уснула. Лизавета не стала ее будить, осторожно легла рядом, прижалась к тепленькому тельцу и, засыпая, подумала, что с такой подружкой ей в кроватке спать будет не тесно. Ведь, она согласиться стать моей подружкой? Наверное, согласится. Она же очень хорошая. А Клава, не обидится – она же, все-таки, не живая, а кукла.
Все эти дни, пока Лизавета лежала в Дусиной избушке, ее не переставали искать. Даже вертолет летал над лесом. Да только, не слышала она вертолета. Седьмой день пошел, как потерялась Лизавета. Надежды найти ее становилось все меньше и меньше. Ну, не может семилетний ребенок без еды, без воды столько времени находиться в лесу! А хищники! Участковый так и сказал: «Нам бы, хотя бы, тело найти». Не верил, что девочка жива. Да, и многие не верили. Только Дедушка верил, Бабушка верила и мама с папой. А еще, соседка, бабушка Ильинична. Дедушка через первые два дня поисков пришел домой, переоделся, положил еды и воды в рюкзак, взял ружье, сказал, что пока внучку не найдет, не вернется. И ушел. Бабушка не стала его удерживать. Она бы и сама пошла, да ноги больные – далеко на таких, не уйдешь.
Дедушка вернулся к тому поваленному дереву, у которого нашел горстку земляники. Сел и стал думать. Старался поставить себя на место Лизаветы. Куда бы он пошел, что бы он стал делать. Долго думал. До самого вечера. А вечером, когда солнце уже село и выглянула луна, Дедушку осенило: маленькой девочке в темном лесу очень страшно и сидеть на одном месте она не будет. А будет идти. Все равно, куда, лишь бы, не сидеть. И будет она идти в ту сторону, где, между деревьями, блестит луна – единственный лучик надежды. А вот, куда приведет этот лучик?