Людмила Ивановна недоверчиво пошевелила ногой. Потом еще и еще. Нога не болела. Она встала и прошлась по комнате. Весело засмеявшись, она взяла Дусю на руки и крепко-крепко прижала к себе.
– Спасибо тебе огромное! Как же я тебе благодарна! Ах, какая ты умница! – Восхищалась старушка.
– Вот раздавишь меня и не будет у вас умницы. Не будет Дуси. Одна шкурка останется.
Будете тогда плакать. – Прохрипела сжатая в объятьях михрялка. Людмила Ивановна тут же отпустила ее с извинениями. А Дуся и не думала обижаться. Потому что в это время Лизавета, зная что Дусю хлебом не корми, а дай ей послушать, как все ее хвалят, начала расхваливать мохнатого доктора. Людмила Ивановна, вот что значит жизненный опыт, сразу поняла в чем дело, и тоже принялась нахваливать михрялку. Дуся была счастлива. Она разлеглась на стуле и с довольным видом слушала льстивые речи.
Потом, опять пили чай и Людмила Ивановна рассказывала о себе. Рассказывала про фотографии развешанные в прихожей. Фотографии друзей. Много лет назад, когда были сделаны фотографии, жизнь бурлила в этой квартире. Красивые интересные люди, театр, кино… . Все вдруг, прекратилось в одночасье. Тяжело заболела актриса. И друзей всех, как ветром сдуло. Остались с ней только две подруги. Настоящие. Выхаживали ее. И выходили. Но веселой жизни, какая была до болезни, в этом доме больше уже никогда не было. Подруг своих уже давно похоронила. Дочка в другом городе живет. Видятся редко. Старость – это плохо. А старость в одиночестве – это плохо вдвойне. А тут вдруг, встретился хороший добрый человек. И не важно, что этот человек еще маленький. Важно другое. Важно, что это настоящий человек. А еще, очень важно, что у этого маленького человека уже есть настоящий преданный друг, о каком только мечтать можно. И на закате жизни такая встреча с ними – большой подарок.
Вот так проговорили и не заметили, как время пролетело. Пора было домой собираться. Тут Дуся и говорит:
– Ты, Лизавета, не обижайся, но я сегодня здесь останусь. Ты домой иди, а завтра меня заберешь. Я БабЛюду не долечила. Она в постель ляжет, я ее еще полечу.
Лизавета так привыкла слушаться Дусю, что даже и не подумала обижаться. Раз надо, значит надо. Ее, только, очень смутило, как она назвала Людмилу Ивановну. Ну, что это за Народная артистка БабЛюда?
– Дусь, ну как ты называешь Людмилу Ивановну? Какая она тебе БабЛюда?
– А мне нравится. – Рассмеялась артистка. – И ты меня можешь так звать. Мы же подружки. А то, что это за подружки, если по имени отчеству друг с другом?
Не переставала Лизавета удивляться и восхищаться михрялкой. Как она чувствует и понимает, что можно делать и говорить и что нельзя? Вот Лизавета никогда бы не решилась так назвать Людмилу Ивановну. Если честно, то она немножко робела перед таким старым и заслуженным человеком. И Дуся это почувствовала и через мгновение уже сидела у девочки на плече и шептала ей на ухо:
– Ты не смущайся. Она хорошая. Она нас полюбила. Она только рада будет. БабЛюда – красиво звучит! Это я придумала! Дуся очень умная!
После этих слов маленькой похвальбушки, Лизаветины робость и смущение пропали окончательно. Договорились, что она зайдет к БабЛюде завтра, после школы. В прихожей, когда девочка уже оделась, Людмила Ивановна обняла ее на прощанье и тихонько сказала:
– Храни тебя Бог!
Оставшись вдвоем, Дуся и БабЛюда отправились опять пить чай. Вот уж, когда обе
отвели душу: и одна и другая любили чай, а правильней, не сам чай, а процесс чаепития, и одна и другая любили всякие вкусности и сладости. А уж как и одна и другая любили поболтать! Засиделись они за столом допоздна. Несколько раз ставили самовар и
говорили-говорили-говорили… БабЛюда рассказывала о своей жизни, а Дуся о своей. А потом, отправились в спальню. Когда старушка легла в постель, Дуся устроилась у нее на подушке, обхватила лапками седую голову и замерла. БабЛюда, до этого мучившаяся бессонницей, и не заметила, как уснула. Михрялка еще долго лежала не двигаясь и не отпуская голову старушки. Наконец, осторожно, чтобы не разбудить свою пациентку, перебралась к ней в ноги. Свернулась поверх одеяла в клубочек, и довольная собой, крепко уснула.