– Дусь, скажи прямо, чего ты хочешь?
– Кеша, ты слышал? – Завопила Дуся – Он не понимает, что я хочу! Он не понимает! Он решил, что чужая, злая, незнакомая собака будет жить в новеньком замечательном домике, а две несчастных, никому не нужных михрялки могут только обливаться слезами и мечтать о таком домике!
– Так ты хочешь такую же будку? – Сообразил, наконец Вовчик.
– Миленький мой, любименький, Вовчик и ты тоже, любименький, Левчик – обратилась
она к Левчику стоявшему с открытым ртом, – я не хочу будку. Мы же с Кешей не собаки – жить в будке. В будке пусть незнакомые собаки живут.
– Так что же ты хочешь?
– Я хочу домик. Не такой, как этот – поменьше. Но чтобы нам с Кешей там не тесно
было. Сделаете? – Заискивающе заглядывая в глаза сладкой парочке спросила хитрая Дуся. Она могла бы и не спрашивать. Вовчик с Левчиком никогда бы не смогли отказать своей любимице.
В общем, договорились, что, как только закончат делать будку, сразу же примутся за изготовление Домика. Сказано – сделано. И через четыре дня домик был готов. Все эти дни Дусю и Кешу не пускали в сарай. Они даже пытались подглядывать в щелки. Но щели в стенах сарая были слишком маленькие. А через те, которые были побольше, домика было не видно. Нетерпеливая Дуся измучилась сама и измучила вопросами всех в доме. "А какой он будет – домик? А какого цвета? А когда? А окошки будут? А дверь будет?" Вовчик с Левчиком стойко держали оборону и не разу не проговорились пока не закончили работу.
В субботу, после завтрака, все оделись и отправились в сарай. Вовчик открыл дверь и восхищенным взорам предстал удивительный пряничный домик из какой-то сказки. Такого не ожидал никто. А уж про Дусю и говорить нечего. Она, как увидела такую красоту, застонала, завизжала, и вскарабкавшись на Вовчика, который стоял к ней ближе, чем Левчик, принялась его душить. Она конечно не собиралась его задушить. Она его крепко обнимала, издавая какие-то нечленораздельные звуки: У-у-у-у, А-а-а-а, Ы- ы- ы-ы!
Первым заметил, что что-то не так, Дедушка. Вовчик начал хрипеть и закатывать глаза. Дедушка бросился разжимать Дусины объятья, а Левчик, чтобы избежать михрялкиной благодарности, на всякий случай, отошел от нее подальше. У Кеши характер был более спокойный. Поэтому он был более сдержан в выражении своего восторга. Он стоял с открытым ртом и с изумленным выражением на своем михрялочьем лице. Кеша тоже не мог молчать. И так же, как и Дуся был немногословен. Все, что он смог выговорить, была длинная-длинная буква "О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!" Когда воздух заканчивался, Кеша делал глубокий вздох и продолжал: "О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!"
Справедливости ради, надо сказать, что и остальные зрители, кроме восхищенных междометий, тоже ничего выговорить не могли. Так и стояли "Охая" и "Ахая", пока бабушка Ильинична не скомандовала:
– Что же вы смотрите? А что там внутри, вам разве не интересно?
Кеша с Дусей бросились к домику. Проворней оказался Кеша. Он открыл дверцу и галантно пропустил перед собой подругу, а потом и сам скрылся внутри. Их не было довольно долго. Бабушка даже спросила: "Может они там спать улеглись?" Наконец, один за другим новоселы выбрались из домика.
– Вы посмотрите, что там! Вы в окошечко посмотрите! Там такая красота! Там, как снаружи, все расписано! Там занавесочки на окнах! Там две кроватки! Правда, Кеша? Кеша стоял и согласно кивал головой. Видно было, что от избытка чувств, он забыл все слова, и как бы не пришлось его учить разговаривать заново.
Когда первые восторги улеглись, Дуся стала торопить сладкую парочку, чтобы они поскорее перенесли домик на место, в Лизаветину комнату. Но, к ее разочарованию, Вовчик сказал, что придется подождать дня два-три, пока не выветрится запах краски, а то будет болеть голова. Неожиданно, Дуся не стала спорить. Она переживала за Кешу. Он еще не совсем выздоровел и она боялась, что надышавшись краски, он опять будет мучиться от головной боли.
Конечно, Дусе очень хотелось поскорее поселиться в домике. Но она стойко терпела, когда же эта краска выветрится. Чтобы проверить, как идет процесс выветривания, она