Сначала все они старательно выводили только одну букву — «М».
У моего ученика оказалось очень странное лицо. Если бы кому-то пришло в голову нарисовать глаза и рот на лопате, то это был бы его портрет. Нос размазан по всей поверхности.
Выяснилось, что это не он. Его водитель.
Мило: за мной прислали машину.
Почему-то я испугалась, что на глаза наденут повязку. Я это в каком-то кино видела.
Обошлось.
В лифте размером с актовый зал мы поднялись на последний этаж.
Дверь открыла низенькая калмычка в спортивном костюме. Она произносила «в» как «ф», хотя, конечно, никто, кроме меня, этого не замечал.
В гостиной одна стена оказалась полностью стеклянной. Но холодно не было. И из щелей не дуло.
Я села на мягкий кожаный диван и поняла — раньше я и представления не имела, что такое диван. И что такое «мягкий».
На столике у дивана стояла низкая пузатая вазочка с орехами, изюмом и курагой.
За полчаса, которые я провела в одиночестве, количество орехов сократилось вдвое. А кураги не осталось вообще.
Я бы съела и изюм, но мне казалось, что если что-то одно оставить, то все подумают, будто я пробую по чуть-чуть от безделья то, что мне нравится, а не ем все подряд с голодухи.
Через сорок минут мне предложили чаю. Я отказалась, уж не знаю почему.
Его звали Влад. Наверное, от Владислав.
Было какое-то обескураживающее очарование в его манере произносить звуки.
Совершенно неправильно.
Он был настолько красив, что мне было как-то неудобно смотреть ему в глаза.
Он извинился за опоздание так, словно кто-то мог бы его не извинить.
Я боролась со смущением минут пять.
Он благородно делал вид, что этого не замечает.
Надеюсь, мне показалось, что он заметил полупустую вазочку.
Он был одет в широкие джинсы и рубашку навыпуск. Очень стильно. Но одежда не была его главным козырем. Глаза. Темные, с длиннющими ресницами, они смотрели на меня так, словно никого другого на свете не существовало.
И голос. Очаровательная хрипотца, которая бывает у мальчишек в период полового созревания. Этот период прошел у Влада лет двадцать назад. Но голос!
Я аккуратно расставила на столе карточки, склеенные домиком, чтобы с них удобней было читать звуки.
Взяла указку.
Я показалась себе маленькой девочкой, играющей в школу.
— Даша, — попросил Влад своим потрясающим голосом, — вы мне сначала расскажите, что мы будем делать.
Он стоял напротив меня, облокотившись на комод, и улыбался.
— Мы будем учиться правильно говорить, — пояснила я как можно строже. — Да, какие у нас сроки?
В этот момент я пожалела, что не ношу очки. Был как раз подходящий случай, чтобы опустить их на переносицу.
— Сроки? Вообще месяц. Но я бы предпочел две недели.
— Тогда это должен быть интенсив.
По-моему, я держалась отлично.
— Согласен. Любовь… — Влад сделал вид, что задумался, но это была видимая неправда — забыл отчество…
— Макаровна, — подсказала я.
— …обещала мне ваше время с утра до вечера. Может такое быть?
Я снова растерялась. Но быстро представила себя Любовью Макаровной и ответила так, как ответила бы она:
— Ну, раз надо…
И даже тяжело вздохнула.
Он послушно произносил звуки, парные и непарные. Я учила его правильной мимике, и он даже не всегда отвечал на телефонные звонки.
Он мило попрощался со мной через два с половиной часа.
Сон улетучился из моей головы, как джинн из Аладдиновой лампы.
Мысленно я еще долго произносила звуки и скороговорки. И думала о том, чему завтра уделить больше времени.
Я должна быть у него в десять.
Интересно, удобно ли попросить водителя остановиться около супермаркета?
Интересно, Влад любит собак?
Интересно, вообще кто-нибудь может любить Терминатора?
Картины разгромленной кухни проплывали перед глазами одна ярче другой.
Водитель подъехал прямо к входу в магазин, не замечая прохожих, которым из-за этого пришлось прижаться к стене.
Выходя из машины, я сама открыла дверцу, опередив водителя на долю секунды. Непростительная оплошность.
Я купила кефир, творог, сухой корм.
Интересно, Влад ходит в магазин? С женой? А он вообще женат?
Сейчас он бы мог занять очередь в кассу.
Он, наверное, ест на завтрак йогурты.
А может быть, черную икру?
А может быть, он кладет икру в йогурт?
Одной моей подруге, когда она была маленькой, мама всюду добавляла красную икру. Потому что она полезна. Даже в суп. Моя подруга ненавидит икру по сей день.
— На кухню лучше не ходи! — сказала Рита, не отрываясь от компьютера.
— Терминатор там?
Терминатор была там. Она лаяла и скулила, Рита привязала ее к батарее. Собака съела у стола ножки, и теперь он валялся в углу кучей обгрызенных деревяшек.
Я села на пол рядом с Терминатором. Она радостно лизнула меня в лицо. Зубы ей явно никто не почистил.
— За мной Олег заезжает, мы едем ужинать! — объявила Рита, появившись в дверном проеме.
— Это какой? — поинтересовалась я.
— Вчерашний, — лаконично пояснила моя подруга.
— Терминатора не хочешь с собой взять? — предложила я на всякий случай.
— Нет, он мне пока нравится. У него такие сексуальные глаза! — Рита мечтательно закатила свои.
Я рухнула в кровать, даже не дождавшись, когда прекратится громкое чавканье на кухне. Когда Терминатор ела, она почему-то рычала.
Калмычка открыла дверь в розовом спортивном костюме. Теперь она всегда будет у меня ассоциироваться именно с этой одеждой.
Кто-то меня учил: на второе свидание нужно приходить в той же одежде, что и на первое. Для закрепления образа. На мой взгляд, в этом есть смысл.
Влад уже готов был выезжать.
Одет в костюм — синий в черную полоску. Как у Джигарханяна в фильме «Здравствуйте, я ваша тетя».
— Доброе утро, — сказал он.
И я в который раз удивилась, что на свете бывают такие голоса.
— Доброе утро, — продекламировала я. — Язык должен быть более упругим. Звук «д» образуется под напором воздуха. Доброе утро!
— Доброе утро. — Он улыбнулся.
— Хорошо. Добыл бобов бобыль.
— Добыл чего?
Около лифта стояли охранники. Я никогда раньше не видела охранников. Но почему-то сразу поняла — это они.
— Бобов бобыль.
Главное, чтобы он не спросил меня, кто такой бобыль.
В лифт мы сели одни.
Охранники встретили нас на первом этаже. Я с подозрением вглядывалась в их лица. Если они бежали по черной лестнице, то я увижу следы физических усилий. Однако они были холодны и бесстрастны. На плече у каждого висел автомат.
В машине пахло ювелирным магазином. Водитель сидел в одном пиджаке, без куртки. Снег и замерзшие люди за окном, казались бутафорскими.
Влад разговаривал по телефону. Про то, что бюджет предвыборной кампании уже утвержден и ничего пересматривать он не собирается. Он не кричал и не раздражался, как киношные бизнесмены. Он говорил так, словно обсуждал с товарищем вчерашний футбольный матч: ему, конечно, не все понравилось, но таков уж спорт.
Мы въехали в железные ворота без всякой вывески. Мы — это наша машина и полный джип охранников.
Трехэтажный дом, наверное, был памятником архитектуры. Секретарша оказалась интенсивной блондинкой. Рядом с такими меня всегда тянет рассуждать о биржевых котировках или о возможности вступления чего-нибудь там в страны ЕС.
— Живы? — спросил Влад у секретарши, не останавливаясь и не здороваясь.
— Живы, — ответила она как-то разочарованно.
Кабинет Влада был огромным и очень красивым. В таком кабинете хочется работать. А также отдыхать, есть, пить, смотреть телевизор, спать и постепенно забыть, что существуют еще другие пространства.