– Так то – кухарки, а не бляди, уважаемая тыкин, – ехидно осклабился Погосян и разочарованно проводил ее холодный взгляд, упершийся в стену.
Как опасно неправильно нарекать детей
14 декабря 2004 г., утро
Счастливый день безделья не удался. По части безделья у Верки всегда была напряженка. Поперек всего само собой текущего она умела возводить плотины дел и обязательств. Да и напрягать окружающих призывами смотреть на собственную текучку с точки зрения необходимости конструктивных перемен.
Так было и сейчас. Жили себе целых 30 человек, в меру сил пребывали в состоянии социальной безмятежности. И только в испорченной излишней сознательностью башке Верки всплыло, что в начале января у классной руководительницы день рождения, который каждый год после восьмидесяти следует считать юбилеем. И надо иметь совесть наконец собраться и поздравить ее. Тем более что летом, когда у Верки не было ни минуты времени и ни копейки денег, ни одна собака не сообразила консолидироваться, чтобы отметить страшно-сказать-какое-летие школьного выпуска.
Начнем с того, что никакая она была не Вера, а самая настоящая армянская Арев. Оба имени были перевертышами, но у русских означали веру вообще, а у армян – конкретный символ прежнего верования, Солнце. Таких имен-перевертышей Вера знала целую кучу и в хорошем настроении терроризировала своих подружек, худенькую Ани и здоровую Инну тем, что те фактически являются перевертышами друг дружки. Когда-то у папы всего-то и хватило характера, чтобы прописать ее в метрическом свидетельстве в честь бабушки Арев. Но маме образ литературной героини Чернышевского был гораздо милее, чем память свекрови, так что новорожденная Арев Погосовна была озвучена как Вера Павловна, и этот внутрисемейный псевдоним оказался живучим. Так была решена судьба ребенка: вместо нежной и ласковой Аревик, папиного-маминого солнышка, в доме выросла сорви-голова и заводила всех дворовых авантюр, рыжая кудрявая Верка.
Несмотря на последовательные профессиональные ухищрения маминой родни, испокон веку специализировавшейся на педагогике, сильно закомплексовать Верку им так и не удалось. Чуть ли не ежедневные посиделки теток во главе с часто наезжавшей из другого города бабушкой – мрачной школьной директрисой в роговых очках, сурово осуждали любое своеволие кудрявой строптивицы. Но итоговый счет препирательств всегда шел с ее значительным перевесом, а регулярная война с объединенным ханжеством только укрепляла характер.
– Боже мой, Верочка, – собирала ладони, как для аплодисментов, тетя, преподававшая географию, – как ты могла сказать взрослому человеку «катись»? Ты что, не знаешь, что со взрослыми надо разговаривать иначе?
– Вот я и сказала «ка-ти-тесь», второе лицо, множественное число, – попыталась оправдаться Верка. – А чего он грубил бабушке?
– Но ведь он бабушкин младший брат, – теперь ее урезонивала тетя, преподававшая физику.
– И что, – уставилась на нее Верка, – значит, теперь мне можно грубить старшим сестрам?
– Перестань препираться со взрослыми и катись отсюда – второе лицо, единственное число, – сказала мама. – И в единственном числе будешь весь воскресный день: во двор – ни ногой! – Мама преподавала русский язык.
Когда Верка перешла в четвертый класс, они с малышней двора сами устроили летний лагерь с нарядными разноцветными флажками вокруг дворовой беседки и уже репетировали концерт художественной самодеятельности. Кто-то из ребят подсказал, что после концерта у дельных взрослых обычно бывает банкет с выпивкой и закусками. Мысль была здоровая, но трудно реализуемая, так как клянчить у взрослых деньги на детский банкет представлялось делом занудливым. Но Верка придумала план. И достойно реализовала с дворовым коллективом.
Когда стройные ряды лимонадных бутылок и одиннадцатикопеечных магазинных эклеров уже ожидали концерта на составленных дворовых скамейках, с пятого этажа раздалось:
– Арев, быстро домой!
Мама называла ее настоящим именем только в состоянии крайнего неудовольствия, и спорить было нельзя. Дома уже заседал весь педсовет во главе с бабушкой.
– Верочка, – вкрадчиво начала тетка, преподавашая географию, – на какие деньги вы купили лимонад и эклеры?
– На заработанные, – честно ответила Верка.
– А мне кажется, на выклянченные у чужих людей, – жестко влезла тетка-физичка. – Как вы смели попрошайничать?
От обиды Верка чуть не задохнулась, но звонко выговорила:
– Это почему это, когда собирать для школы по домам макулатуру и металлолом – это тимурство? А собирать по домам пустые бутылки для концерта художественной самодеятельности дворового лагеря – попрошайство?