- Тогда я беру этого малыша, - сказала я, кладя на прилавок монетку в двадцать пенсов, - А на сдачу отправьте кого-нибудь из них наверх, сказать «Спасибо».
- Так не за что пока. Тем более, туда, наверх, так далеко добираться... думаю, ему понадобиться двадцать пенсов, ну или, хотя бы пятнадцать. Но он обязательно доберется!
Вот ведь бродяга вымогатель! И так улыбается, что самой хочется рассмеяться, а не сердиться на него. Рыжий продавец бумажных ангелов и хорошего настроения, получил свои тридцать пенсов, а я пошла дальше, осторожно положив бумажного Ангела в карман. И, конечно же, когда я вернулась в номер, и мне пришло известие о том, что все на свете хорошо и те, о ком я волновалась, справились, бумажного Ангела в моем кармане уже не было.
И мне оставалось лишь заварить себе кофе, который снова кофейным завитком, как шарфом, так нужным в Лондоне обвил мою шею и плечи и шепотом помолиться о том, чтобы второму бумажному Ангелу хватило двадцати пенсов и сил, чтобы добраться наверх и передать мое «Спасибо».
Друзья.
Это был совершенно потрясающий старик. Его осанкой как книжной закладкой можно было бы закладывать книжки на самых интересных местах. Глаза насыщенного синего цвета притягивали взгляды, а губы, которые он сжал в тонкую, серьезную линию не могли никого обмануть. Потому что такие морщинки вокруг глаз бывают только у очень любящих улыбаться людей. Старик шел по одной из тропинок Холланд-парка и, вместе с огромной черной собакой самой повышенной лохматости, которую только можно себе представить, смотрелся в этом месте очень уместно. Словно не Старик пришел в парк, а парк вырос вокруг Старика, и с традиционной британской вежливостью проложил под сотни разных тропинок, чтобы Старику было, где выгуливать его собаку, больше похожую на клубок теней.
Тени эти шевелились, дружелюбно порыкивали на голубей и белок, а один раз остановили катящуюся с легкой горки коляску, просто встав на ее пути. Коляска затормозила об огромную собаку мягко, и спящий в ней ребенок даже не моргнул, а бегущая за коляской мама, с разбитыми коленками и испачканным платьем была готова обнимать и целовать не только: ребенка, коляску, огромного пса и его хозяина, но и фонарный столб, которому посчастливилось присутствовать при этом событии. Про этого Старика ходят много слухов, но стоит один раз увидеть их - Старика и его большую черную собаку, что сразу становится понятно - эти двое гораздо круче любых слухов.
Говорят, что Старик знает ответы практически на все вопросы, и даже, если вы остановите его и спросите - в каком году родился Иван Грозный или сколько времени сейчас в Гондурасе, он не задумываясь, ответит. А еще говорят, что этого пса видели тут еще задолго до появления Лондона, но тут, к счастью или к сожаленью найдется не так много свидетелей способных подтвердить это. Дойдя до шахматной доски, с фигурами, сделанными в рост пятилетнего ребенка, Старик некоторое время играет сам с собой в Шахматы, а Пес лежит у края поля и следит, чтобы его хозяин не жульничал. Так они развлекаются, пока где-то в Гринвиче не кивнут часам на одной из самых узнаваемых башней с часами, что уже пять часов дня, а это значит, что пора пить чай. А Старику и Псу пора есть мороженное. Они доходят до лотка с мороженным и, поспорив немного, как обычно, выбирают сливочное. Два сливочных пломбира.
А потом уже и домой пора. Пес и Старик доходят до ворот парка и, потрепав собаку между ушами, Старик растворяется в воздухе. А Пес, прихватив поводок зубами, неторопливо переходит дорогу и поднимается по ступенькам небольшого дома, у двери, выкрашенной в вишневый цвет, он широко зевает, что придает ему сходства со статуей рычащего льва, которая установлена недалеко от дома и пару раз гавкает. - Мама! Малыш вернулся! - маленький Микки открывает дверь и впускает Пса, который для него, чаще выполняет роль пони, чем домашней собаки. Пес стоит на коврике и ждет, пока мама Микки принесет ему мокрую тряпку, которой Микки вытрет ему лапы. Как только мама Микки появляется с тряпкой, Пес тут же падает на спину и поднимает лапы вверх, зная, что это приводит в восторг его маленького хозяина. А его маму... Его мама в очередной раз решает не думать, куда каждый день ходит их Пес. Ну, нравится ему гулять где-то пару часов в день, что в этом страшного? Зато посмотрите, как счастлив мальчик!
Возможно, о чем-то важном. Однажды, решив, что я уже достаточно для этого созрела, и вообще... Правда, "и вообще" было основной причиной, я решила написать историю про любовь. Притом, история должна была быть про такую любовь, чтобы самой потом читать и верить, что "такая любовь!" существует. Решив подойти к этому серьезно, я поделилась идей идеальной истории про любовь со своей сестрой. И, в отличие от меня, она отнеслась к этому гораздо серьезнее и сразу же на меня обиделась, потому что ни одна из предложенных мной идей про любовь, ей категорически не понравилась и вообще, по ее мнению, писать про любовь можно только стихами. - С тобой говорить серьезно совершенно невозможно! - Вздохнула Света и пнула сбежавший с детской площадки мячик. - Со мной и молчать серьезно невозможно, - честно ответила я и собралась было, тоже что-нибудь пнуть, чтобы доказать серьезность момента, но, как назло, единственное, что было рядом со мной - угрожающего вида бетонный столбик, из тех, что так плотно окапываются в асфальт, что один взгляд на них может грозить переломом пальца на ноге. Света проследила мой взгляд и хихикнула. Ну да, конечно, не всем достаются мячики. Некоторым, по жизни, больше всего везет на бетонные столбы. Время от времени, мы с сестрой немного спорим. Вот и сейчас, когда я поделилась с ней идеей написать книжку про любовь, я не успела еще даже подумать о том, что лично моя история любви не подойдет, как сестра тут же начала спорить. И естественно, что несмотря на то, что эта история уже закончилась, я решила ее отстоять. Чувство сестринского противоречия сможет править миром, если не переспорит само себя. - Например, он забыл про твой день рождения! - Привела пример моего неудачного выбора, сестра. - Так я сама про него пару раз забывала. - Даже тогда, когда мы прошлом году отмечали твой день рождения в Португалии? - Прищурилась моя сестра. - Я до сих знаю, что была в Португалии исключительно благодаря фотографиям в твоем телефоне и печати в моем паспорте! Я не виновата, что на пересадке в Амстердаме я попробовала глинтвейн, - попыталась оправдаться я. Что правда то правда, глинтвейн в Слипхоле, аэропорту Амстердама оказался алкогольным, а я просила без. Что было дальше, не помню, потому что традиционная реакция моего организма на алкоголь, это - позволить сознанию уйти в отпуск еще до того, как вторая ложка микстуры от кашля с капелькой спирта достигнет горла, например. В общем, как говорит наша мама «Ты и с корвалола будешь так гулять!»