Я закрепил корзинку на перилах своего балкона, и глазом не успел моргнуть, как Пуговица оказалась в корзине так, словно она была там всю жизнь. Хотя, и была же. В самом деле.
А потом я достал одну сигару и раскурил ее. С непривычки, я закашлялся. И почти неслышный смех, больше похожий на скрип и хрип старого мотора, может быть, мне показался. А может быть был своеобразным одобрением.
Хочется верить... Хочется верить, что Дельфия пошла дальше. А дым от сигары и наше с кошкой общее молчание стало для нее дорогой, чтобы она не заблудилась по пути. С нее ведь станется, старой упрямицы, просто чтобы посмотреть, что же там за поворотом.
20 пенсов.
Ровно двадцати пенсов ей не хватало на кофе. Конечно, не велика потеря - прожить несколько часов без кофе. Но когда в городе пять двадцать утра, когда работает всего одна круглосуточная кофейня, а до банка, чтобы снять с карточки немного денег не доберешься потому что метро еще не работает, да и вообще уверенности в том, что на этой карточке еще остались деньги столько же сколько звезд на небе, а в данный момент там не видно ни одной звезды, то эти самые двадцать пенсов имеют почти жизненное значение. Потому что на эту чашку горячего кофе, просто обычного свежесваренного кофе с молоком можно дотянуть почти до обеда, когда откроются и банки и обнаружится, что на карточке еще есть деньги и их много и хватит на целый месяц пить кофе тогда, когда захочется. А до банка, вообще, можно дойти пешком, это всего-то около часа пешей ходьбы через парк. Но главное, сейчас это кофе, конечно, потому что без него уже холодно и немного страшно, а когда в руках стаканчик с кофе то, кажется, все в мире не так уж и страшно, но кофе-то сейчас нет и двадцати пенсов нет, а значит, все в мире по-прежнему страшно.
Конечно, можно купить себе горячего чая, даже фруктового или со специями, но чай, это совсем другое, потому что на одном стаканчике чая до банка не продержишься и все же...
Алекс работал в ночную смену в своем кафе, совершенно добровольно, потому что именно ночью и ранним утром, до восьми-девяти происходило множество совершенно невероятных вещей. Когда еще можно увидеть, как девушка, которая уже шесть раз заходила и уходила, обиженно подсчитывая монеты в ладони, вдруг, ссыпала всю эту мелочь в руку бродяжке, которая подошла к ней не особо надеясь на что-то, так рано утром не то что милостыню подавать, говорить улыбаться не хочется.
Алекс рассмеялся и накрыл пластиковой крышкой готовый кофе, который он сделал для этой девушки, кажется, она хотела заказать именно его, он все равно хотел ее угостить, но не решался предложить, а теперь есть отличный повод.
Он улыбнулся, и быстро обойдя стойку, позвал замерзшую девушку, удаляющуюся в сторону парка обратно в кафе. И какая разница, сколько ей там, не хватало на кофе?
Ранним утром в кафе завязываются самые прочные узелки судьбы.
Мышь.
По свежему, не успевшему впасть в депрессию, вызванную употреблением химических реагентов, снегу, деловито бежала крайне серьезная мышь.
Вообще увидеть мышь в самом центре города, на одной из его главных площадей, в тот момент, когда люди только-только дождались снега и зимы и теперь некоторые из них мысленно готовят список жалоб, начиная от неожиданного холода, и заканчивая тем, что солнце слепит глаза, было несколько странновато, но Анна ее все-таки увидела.
И даже умудрилась не взвизгнуть и не повиснуть на охраннике, стоящем в дверях ее офиса. Она просто очень быстро для девушки на высоких каблуках, оказалась на самой верхней ступеньке крыльца.
И не важно, что ступенек семь, и невозможно в узкой длинной юбке забраться по ним так быстро.
Анна, повела плечами и посмотрела в сторону, в которую бежала мышь. Как ни странно, мышь там все еще была и, не смотря на холод, она остановилась и посмотрела на девушку, вышеупомянутая девушка в этот момент, подумала, что, наверное, сходит с ума от недосыпа, потому что мыши так себя не ведут! Они не бегают зимой по снегу, в центре города и точно не смотрят на девушек с таким удивлением.
Проследив, что потом мышь, все-таки убежала, Анна гневно прогнала мысли, о том, чтобы она делала, если бы мышь не убежала (тогда убежала бы Анна) и пошла на работу.
Потому что зима и мыши, это прекрасно, но есть работа, которую пока никто не отменял, и это не могло не радовать, потому что Анна очень любила свою работу.
Злилась на нее.
Ругалась на нее.
Могла часами заниматься ничего неделанием под негодующим взглядом этой самой работы, наваленной на столе, придумывая себе какие-то дешевые отговорки, которые даже в самый торговый, бойкий день, на рынке отговорок остались бы лежать не проданными на прилавке.