Однажды, когда Мамаська, будучи юристкой, а до этого бухгалтершей и по совместительству секретаршей, бумажки разносила по разным местам, наткнулась на одного несчастного дяденьку, который на скамейке тихонечко плакал.
Никогда Мамаська дяденек плачущих в жизни не видела, потому подошла поближе.
«Может, горе какое», – подумала Мамаська и решила дяденьку утешить.
– Горе, – подтвердил дяденька и достал из кармана помятую бумажку, тоже от слез мокрую. Стала Мамаська читать, что там написано.
«Первое желание: мир повидать.
На юге был. На западе был. Восток исколесил. Север как пять пальцев знаю.
Второе желание: все на свете перепробовать.
Соленое пробовал. Горькое вкусил. Сладкое по усам текло. Кислое до сих пор во рту.
Третье желание: хотел богатеем быть.
Был. Не понравилось. Со всех концов поджимали, пока совсем не отжали.
Четвертое: хотел любовь большую встретить, чтобы красивая-прекрасивая любовь была.
Встретил. Люба к Виктору ушла. Сказала, он красивее и богаче меня.
Пятое желание: в Африке хотел побывать.
Побывал. Здорово!»
Все желания исполнились, а счастья нет… – плакал дяденька. – Не пойму, чего еще желать.
Села рядом Мамаська и тоже слезу пустила, понимая, о чем тот толкует.
– А ведь я был когда-то счастлив, – вспомнил дяденька, – школу папкину закончил с отличием, собирался в Папкину академию поступать… – гордо выпятил он грудь вперед. – А потом, – он посмотрел на удивленную Мамаську, у которой вдруг просохли слезы, – подумал, а оно мне надо? Цветы, конфеты, подгузники, бессонные ночи… И что мне с этого будет? Лучше на себя время и деньги потрачу. Куплю себе все, что захочу. Спать буду вдоволь. Куда хочу – туда пойду. Сколько захочу – столько и потрачу. Потратил… – он повесил голову и опять тихонечко заплакал. – Полжизни просто так потратил… А ведь мог бы с любимой семьей и на юг поехать, и сладкое вместе покушать, праздники отпраздновать вместе… Ведь это самое счастье и есть. Вместе. Вот вы были в Африке?
– Нет, – ошеломленно кивала Мамаська, не понимая, при чем здесь Африка.
– А я был. Едешь, значит, по сафари, – размахивал руками дяденька, будто он сейчас в той самой Африке, – глядишь направо – а там слон, – и указал на облезлого кота, что в подворотню юркнул. – И хочется закричать: «Смотрите! Смотрите, какой крутой слон! Вау! Ух ты!» – и подпрыгнул на месте. – Потом смотришь налево, а там антилопы гну, – и замахал руками на голубей, а те с испугу все разлетелись в стороны. – И хочется крикнуть: «Обалдеть! Ничего себе! Вы видели?» – а потом опять грустно уселся на лавочку. – А видеть-то некому! Крикнуть-то и некому! Я самый богатый, свободный и самый единственно счастливый, как волк в самоволке.
– А друзья? – вспомнила Мамаська.
– А что друзья? – уныло повел плечами дяденька. – Друзья все давно переженились, у всех по двое-трое детишек, каждые выходные на футбол, другие на балет, третьи в МТЮЗ. И друг к другу на шашлыки на дачу. А у меня нет дачи. И семьи нет. Мне не с кем в МТЮЗ ходить… Ну меня и перестали приглашать. Зачем я им такой сдался, только отвлекать…
Мамаська тоже уныло повесила голову от таких речей.
– Ладно, что я вас нагружаю своими проблемами? – вдруг спохватился несчастный волк. – В любом случае, спасибо, что выслушали, – сказал дяденька, вставая и протягивая руку на прощание. – Меня, кстати, Папаська зовут. А вас?
Мамаська ошеломленно захлопала ресницами, не в силах выговорить ни слова. Ведь это было ее любимое имя. Па-па-сь-ка… На курсах по заведению пары и семьи она написала кучу сочинений, всегда представляя, что ее будущего мужа будут звать именно так…
– Мамаська, – тихо сказала она.
– Эх, Мамаська, встретить бы мне вас лет десять назад, эх, закружил бы вас в танце! Выкрал бы у родителей такую красавицу! – засмеялся Папаська. – А сейчас уже слишком поздно… – погрустнел он и зашагал прочь.
– Не поздно… – робко крикнула Папаське вслед счастливая Мамаська. – Совсем не поздно. Я уже готовая к счастью…