Про Марысю.
Отцу плохо давались слова. Они дробились у него на буквы и вылетали изо рта, причудливо преображёнными, потерявшими первоначальное звучание. Когда на него косо смотрели или смеялись втихомолку, Маруся злилась и говорила, что произношение отца — результат полученного на войне ранения. Насколько правдива была эта информация, Маруся не знала. О войне отец никогда не рассказывал, считая, что страшная правда не для детских ушей. Ещё он уверял, что в военных книгах не написано и половины правды, иначе их никто не стал бы читать, настолько кошмарным было бы их содержание. Маруся не успела вырасти при жизни отца. И остались от него лишь смутные воспоминания да приглушённое хрипловатое «Марыся».
Ей следовало бы получше распорядиться собственной жизнью, сказала мама, когда дочь сообщила, что выходит замуж. В девятнадцать-то лет! Но Маруся любила. Сильно, пылко и безоглядно. Он стал её первым мужчиной, и факт этот впечатлительная девушка никак не могла игнорировать. Любовь, как и брак, должен быть один и на всю жизнь, считала она. И не важно, что семейная жизнь начинается в студенческом общежитии, где невозможно сохранить хотя бы иллюзию интимности.
Её избранник Боря Стойков так не считал, предпочитая помалкивать об оставленной в Софии невесте, которая писала ему длинные, полные тоски письма. От женитьбы на Марусе он уклонялся, объясняя отказ болгарским гражданством, потерей документов и прочей ерундой, в которую безоговорочно верила влюблённая девушка. Свадьбы не приблизило и рождение сына. После окончания института Боря улетел в Болгарию «разбираться с делами» и пропал.
Мама охала: позор на её седую голову! Младшая сестра Аннушка мечтательно вздыхала: несчастная любовь! Как романтично! А старшая Нина, обременённая двумя детьми и мужем, честно назвала Марусю дурой да ещё и набитой.
Маруся поплакала и решила ждать. Через два года Боря решился-таки объявиться, прислав открытку из солнечной Варны. Его измучила совесть, и он решил сообщить, что жив-здоров, счастливо женат и у него всё отлично. Вдруг Маруся решит, что он умер и что-нибудь с собой сделает.
Маруся порвала открытку на мелкие кусочки и решила изменить судьбу. Пошла в паспортный стол и поменяла официальную «Марию» на «Марысю». Родным сообщила, что в память об отце. Отчасти так оно и было.
Возможно это польское имя и притянуло к ней Зиновия Шляховского, низкорослого, сутулого с остатками кудрявых волос вокруг лысой макушки. Он трудился на той же фабрике, что и Марыся. Сидел в отделе кадров. При первой встрече трогательно подарил гвоздику на длинной ножке, и Марыся решила: почему бы и нет? Тем более, что мама твердила: мужик в доме нужен. Ей — муж, отец — сыну. Нина, родившая третьего, кричала: Хватай! Уведут! А с лица воду не пить, главное, чтоб человек был хороший.
«Она его за трогательность и полюбила», - считала Аннушка, прижимая к сердцу руки. На самом деле Марыся не любила. Она просто уступила тихому Шляховскому, приходившему каждое утро на работу с неизменной гвоздикой в руке. Он смотрел на неё грустными умоляющими глазами, словно выпрашивающий вкусный кусочек кот. Разве ему можно было отказать?
Марысе Зиновий не был противен. Она с удовольствием играла роль заботливой жены, а когда родилась дочь Иришка, и Шляховский рыдал от счастья на пороге роддома, Марыся тоже не выдержала и прослезилась.
Впрочем один грешок за Зиновием водился. Он оказался очень скупым. Да к тому же обожал составлять планы, сводить дебет с кредитом, и потратить без его ведома лишний рубль оказалось совершенно невозможно. Ему бы в бухгалтерии работать — вот бы он развернулся! Зиновий предпочитал не тратить деньги, а откладывать на чёрный день. Он всё видел наперёд и потому уже в самом конце восьмидесятых засобирался на историческую родину. В тот самый момент и разошлись их пути. Марыся была готова жить с нелюбимым, но таким привычным мужем до конца своих дней, но здесь. Ехать в чужую страну, не зная ни языка, ни традиций, ей казалось крахом всей жизни. Ещё и двое детей на руках!
Сначала Шляховский уговаривал, утверждая, что в Польше у него много родственников, и все они жаждут встречи с его прекрасной женой, что они станут помогать, и Марыся почувствует себя как дома. Потом сдался. Уезжая, оставил бывшей семье трёхкомнатную квартиру и толстую пачку денег, перевязанную красной ленточкой. Марыся прослезилась второй раз. Не таким уж скупым оказался её Зиновий.
Мать даже говорить ничего не стала, махнула рукой и не разговаривала с дочерью целый месяц. А Нина, качавшая на руках пятого ребёнка заявила, что Марыся дура, и не простая, а в квадрате. Мало того, что мужика упустила, так и за границу не уехала. Здесь-то уже всем понятно — развал. Что делать будем? Куда побежим?
Долгое время Марысю мучила мысль о странной закономерности поведения её мужчин. Неужели всем, с кем она решится связать судьбу, рано или поздно суждено уехать в другую страну и пропасть там. Боря Стойков после открытки с курорта не написал больше ни строчки. Шляховский, посылавший несколько лет переводы ей и детям, перебрался во Францию, и след его затерялся. Марысе нравилось думать, что оба они живут счастливо с новыми жёнами и детьми. Она не желала им зла, и прощала то, что они знать ничего не желали каждый о своём ребёнке.
Однажды ночью Марысю пронзила неожиданная мысль, и она растолкала своего любимого (она терпеть не могла слово любовник) Володю Зильбера и напрямую спросила, не собирается ли тот на свою историческую родину, имея в виду Германию. Володя зевнул, почесал переносицу и заявил, что в Израиль не поедет, потому что не выносит жары. Марыся была шокирована. За пять лет плотного общения она не увидела в нём еврея. Володя объяснил, что он не совсем еврей. Его мама русская, а у евреев национальность передаётся от матери. Так что это с какой стороны посмотреть. Впрочем и отец его совсем обрусел. Володя снова зевнул, повернулся на бок и захрапел.
Он был удобным, этот Володя Зильбер. Тихий, покладистый, не очень красивый. Обыкновенный. Никогда ни на чём не настаивал, в любви не признавался, замуж не звал. Довольствовался тем, что имел в данный момент. С ним было уютно, хорошо и спокойно. Жили каждый сам по себе, но всё-таки вместе. Их странный союз, не одобряемый никем из семьи, продержался на удивление долго, целых шестнадцать лет. Закончился он одним ясным весенним днём, когда Володя засмотревшись на что-то, ведомое лишь ему одному, шагнул прямо под колёса грузовика.
Марыся плакала и ругалась на непутёвого Зильбера. Что он там умудрился высмотреть в типовой советской застройке? Что отвлекло его от дороги? И какого чёрта он потащился именно в тот район? Ответов не было, и Марыся злилась. Что толку? Его уже было не вернуть.
После гибели Володи Марыся решила вычеркнуть мужчин из своей жизни. Мама вздыхала: «Как же без мужчины в доме?», Нина убеждала завести одного «для здоровья», а Аннушка не понимала, как жить без любви. Какая любовь? Ты их любишь, а они тебя бросают - уезжают или шагают под колёса. Сама Аннушка замужем никогда не была, детей у неё нет и уже не будет. Ей ли размышлять о любви? Ей ли советовать, как жизнь строить? Аннушка плакала и говорила, что все злые, что любила она и до сих пор любит. Просто любовь не взаимная. А им откуда знать, что у неё в душе творится?