— Не реви! Слезами делу не поможешь. Пойдём с тобой куда глаза глядят. Авось кого-нибудь встретим, тогда и расспросим про дорогу.
Что и говорить, трудно им было идти по пустыне зубного порошка. Порошок-то ведь сыпучий, мягкий. Машенька и гребешок то увязали по щиколотку, то проваливались до колен. А один раз оба скатились под откос белого оврага и насилу оттуда вылезли.
— Ох, я дальше не пойду! Я устала! — захныкала Машенька.
Но гребешок повернулся к ней и крикнул радостным голосом:
— Впереди вода и чей-то домик! Не плачь!
Ещё немного, и они вышли на берег мыльной реки. Вода в этой реке была перламутровая, а у берега покрыта пеной из мыльных пузырьков. У самой реки стоял чистенький, белый домик. Крыша на нём была тоже белая, из красивой пластмассы, а стёкла в окошках до того прозрачные, будто их и вовсе нет.
В домике жила тётушка мочалка.
Распахнув оконце, она сразу увидела Машеньку и всплеснула руками: никогда прежде ей не приходилось встречать таких девочек-замарашек.
— Девочка-замарашка! — крикнула она. — Тебе что нужно?
Машенька подошла поближе и вежливо спросила:
— Вы не знаете, как нам пройти к королеве зубной щётке?
— Дорога-то одна, — ответила тётушка мочалка, — через мой сад. Только такую грязнулю туда я не пущу. Сначала тебя надо вымыть.
— Нет, — сказала Машенька, — мыться я не стану.
— Что ты, что ты! — заволновался гребешок. — Ведь другой дороги нет! Разве ты хочешь остаться здесь навсегда?
Машенька подумала, подумала и — что делать? — согласилась. Ей не хотелось на всю жизнь оставаться в пустыне зубного порошка.
Но она сказала тётушке мочалке:
— Только вода пусть буден не очень горячая, и мыло пусть не лезет в глаза, а вы меня, пожалуйста, не трите слишком сильно!
— Ладно! — Тётушка мочалка захлопотала, засуетилась: она очень любила всех мыть.
Сначала тётушка мочалка притащила из мыльной реки одно ведро воды. Вылила в ванну. Потом притащила второе ведро.
— Для одной девочки, пожалуй хватит!
А вода в ванне запенилась, зашипела, залопотала сердитым голосом:
— Мало-мало-мало-мало…
Пришлось принести третье ведро. Тогда вода успокоилась, и тётушка мочалка позвала Машеньку:
— Иди, Маша, мыться!
И уж она её мыла-мыла, уж она ее тёрла-тёрла, уж она её водой поливала-поливала и всё приговаривала:
— Вот какая чистенькая да хорошенькая девочка получилась! Такую можно и через мой сад пустить.
А сад у тётушка мочалки был вот какой: на грядках у неё росли красные резиновые губки, на клумбах — разноцветные куски мыла и удивительные цветы. На их стебельках виднелись небольшие краники. Повернёшь такой краник налево — и тотчас из цветка на тебя брызнет холодный душ; повернёшь направо — польёт тёплый.
Тётушка мочалка провела Машеньку с гребешком через весь сад, отворила им калитку и спросила:
— Видите эту белую дорожку?
— Видим, — ответили оба.
— Вот и идите по ней прямо-прямо. Никуда не сворачивайте, придёте к гребешковому лесу. Там вам скажут, как иди дальше.
Гребешок обрадовался:
— Маша, мы в гребешковый лес пойдём! Вот хорошо!
И, простившись с тётушкой мочалкой, они побежали по белой дорожке. Да и дорожка ли это? Уж очень она была похожа на мохнатое полотенце.
Наконец вдали показался лес. Гребешок кинулся туда со всех ног. Машенька еле поспевала за ним.
Чудеса были в этом гребешковом лесу! У каждого дерева на ветках вместо листьев росли гребешки. Они были не только зелёные, а самые разные — и оранжевые, и жёлтые, и красные, и ярко-голубые.
Машенька остановилась на опушке. Ей страшно было войти в этот необыкновенный лес.
— Входи смелее, входи, не бойся! — торопил её гребешок и подталкивал к лесу.
Но, едва Машенька шагнула в лес, деревья сразу зашевелили своими ветками, а гребешки ну приглаживать, ну расчёсывать Машенькины спутанные волосы. Да так больно!
— Не пойду я через этот гребешковый лес! — закричала Машенька. — Гадкий лес. Какие деревья там противные!
Гребешок очень обиделся:
— Плохой, по-твоему, лес? Раз так, оставайся растрёпой.
Не успела Машенька слово сказать, как он быстро-быстро засеменил ножками и скрылся за гребешковыми деревьями.
— Гребешок, гребешок, куда ж ты? — крикнула Машенька и бросилась за ним вдогонку.
Деревья снова принялись её причёсывать. Сначала Маше было больно, только она этого уже не замечала, а думала лишь об одном: скорей, скорей догнать гребешок.