«Сон и есть сон, — подумала Девочка. — Поди, пойми его логику…»
Любимая сопела на соседней подушке, такая трогательная во сне…
«Испеку-ка я пирожки. Яблочные, с корицей», — решила Девочка, выскальзывая из постели.
Уж они-то точно будут настоящими.
Последний кусочек весны
Любимая уезжала на неделю. На целую майскую неделю, чудесно-сиреневую, белоснежно-черёмуховую. Эту дивную неделю они с Девочкой могли бы провести вместе, гуляя в цветущем парке и наслаждаясь хмелем весеннего воздуха, но — увы. Вместо этого грустная Девочка провожала Любимую на поезд, а в груди у неё щемило так, будто они расставались по меньшей мере навсегда.
Девочка и представить себе не могла, что начнёт скучать уже на вокзале, уткнувшись в родное плечо.
— Ну чего ты? — утешала её Любимая. — Я уже в следующее воскресенье буду дома.
Она ещё не уехала, а сердце Девочки уже рвалось из груди — вдаль, по сверкающим на солнце рельсам. Нудно-неразборчивый женский голос пробубнил:
— Поезд тыр-быр-быр отправляется с…его пути.
Девочка встрепенулась:
— Это не твой? С какого-какого пути?
Любимая каким-то образом всё расслышала и ответила:
— Нет, не мой. Постой-ка тут, я сейчас.
Она оставила Девочку сторожить большую спортивную сумку с вещами, а сама куда-то исчезла. Озадаченной Девочке оставалось только озираться в ожидании, вслушиваясь в монотонный бубнёж тётеньки, объявлявшей прибытие и отправку поездов. Любимая куда-то пропала…
— Ну куда же она делась? — покрываясь мурашками, беспокоилась задняя интуиция.
— Опоздает на поезд! — вторила ей тревога, разражаясь нытьём где-то в желудке.
— Торчу тут с сумкой, как идиотка, — ворчал внутренний голос.
— Не смей меня грызть! — в ужасе завопил маникюр.
Тётя-бубнильщица объявила очередной поезд, и задняя интуиция обречённо похолодела:
— А вот это наш… Где же она?
Любимая уже мчалась к Девочке с букетом белой сирени. Наверно, наломала её в привокзальном сквере… Сердце сразу растаяло, как мороженое на жаре, а к глазам подступили слёзы.
— Это тебе… Не грусти. — И Любимая чмокнула Девочку в щёку.
Девочка зарылась носом в кружевные, чарующе-нежно пахнущие грозди сирени и улыбнулась с увлажнившимися глазами.
— Твой поезд объявили! — спохватилась она.
Любимая подхватила сумку, и они побежали к поезду. Лязгающая, тяжело дышащая махина увезла Любимую, и Девочка осталась одна, сиротливо прижимая к себе букет сирени…
Напрасно май оплетал кружевными накидками яблони, разбрасывал золотые пригоршни солнечных зайчиков по зелёным газонам, осыпал белоснежным цветом аллеи. Девочку не радовала весна. Она чуть ли не ежеминутно смотрела на дисплей телефона — ждала письма. И только когда в электронной почте появлялось заветное послание, сердце озарялось светом, и грусть отступала. Бросив все дела, Девочка принималась строчить ответ, где бы весточка от Любимой её ни настигала — иногда даже посреди улицы.
«Бабушке сделали операцию, всё нормально», — прочла Девочка. И ответила:
«Слава Богу. Я люблю тебя, зай. Скучаю».
Вскоре пришёл чмокающий и пускающий губами красные сердечки смайлик.
«И я тебя люблю, солнышко».
И вот настало долгожданное воскресенье. Точнее, оно обрушилось на заспанную Девочку свежим весенним громом: она не услышала будильник, поставленный на шесть тридцать, и проснулась в семь. А поезд Любимой прибывал в восемь… За час накраситься, одеться, доехать до вокзала?
— «Я знаю точно, невозможное возможно», — нервно напевала Девочка, носясь ураганом по квартире.
Кофе с бутербродом? К чёрту, некогда! Девочка вылетела из дома, цокая каблуками босоножек по асфальту, и тревожно посмотрела в затянутое тучами небо, обещавшее дождь. Добежать бы до остановки, не вымокнув… В автобусе ей отдавил ногу здоровенный потный дядька, от которого пахло копчёной колбасой с чесноком. Держась одной рукой за поручень, она рассчиталась за проезд заранее приготовленной, согревшейся в кулаке мелочью.
Едва её нога ступила на асфальт, как его серая поверхность начала покрываться тёмными влажными точками… Капельки прохладно падали на голову и плечи. Девочка принялась рыться в сумочке, но этот бермудский треугольник подсовывал ей что угодно, только не зонтик. Без двух минут восемь… Успела!
Лёгкое платьице облепило тело, собранные в хвост волосы мокрой паклей липли к лопаткам.
— Что эта тётка пробубнила? На какой путь прибывает поезд? — негодовали уши.